Читаем У старых окопов (Рассказы) полностью

— А вдруг да не вернется твой женишок? — ехидно спросил я, все больше ополчаясь против неведомого мне счастливчика морячка, который, опорожнив миску знаменитого флотского борща, забивает сейчас морского «козла» в гулком кубрике, а мне тут приходится на своей шкуре испытывать верность его невесты.

— Приедет, — отозвалась Соня. — Никуда он не денется!

И такая убежденность прозвучала в ее голосе, что я люто возненавидел этого козлятника. Но предаваться ревности было просто некогда. Я вдруг сообразил, что Соня приварила оплеуху не только ходоку Косте Мельникову, но еще и техноруку запани и заместителю начальника. Надо было срочно спасать свой пошатнувшийся авторитет. А то и не заметишь, как все тут перестанут тебя уважать.

— Значит, соблюдаешь себя? — весело спросил я голосом этакого добродушного начальника, который органически не способен обижаться на своих подчиненных.

Соня подозрительно покосилась на меня и пожала плечами.

— Просто жду…

— Ну что ж, — веселей прежнего сказал я, словно получать затрещины было любимым моим занятием. — Я это приветствую!

И шагнул к ней без всякой задней мысли, а лишь наглядно показывая, что досадный инцидент исчерпан и жизнь идет дальше своим ходом. Но недоверчивая Соня тут же предостерегающе вскинула крепкую свою руку и посоветовала мне:

— Приветствуйте лучше издали!

— Эх, Соня, Соня… — упрекнул я ее. — Как ты меня понимаешь! Чужих невест я не трогаю.

Против воли голос мой прозвучал довольно-таки жалобно, и Соня наконец-то поверила, что опасаться ей больше нечего. Прежде чем я успел ей помешать, она нагнулась и подняла с земли мою фуражку. Я уже и позабыл о горемычном своем головном уборе, а хозяйственная Соня, видать, все время о нем помнила. Ударом о круглое, наполовину обнажившееся и навек чужое теперь для меня колено она выбила из фуражки пыль, ткнула козырьком в сторону многострадального моего подбородка и спросила участливо, с виноватинкой в голосе:

— Больно, Константин Иваныч?

Я так и не разобрал, на самом деле жалеет она битого своего технорука или всего лишь издевается над незадачливым ухажером.

— Ладно, ладно! — сердито пробормотал я и выхватил у нее фуражку.

На миг я увидел себя со стороны, и мне вдруг смешно стало. Припомнились недавние скороспелые опасения: как бы Соня не приняла мои ухаживания из одной лишь боязни огорчить дорогого своего начальничка. Выходит, плохо же я знал местных девчат! Они не только не побоятся обидеть начальника, но при случае могут запросто залепить ему пощечину. «Вот тебе и северянки!» — обескураженно думал я, украдкой от Сони потирая нижнюю челюсть.

— Вы бы хоть спросили, — сердобольно посоветовала Соня на прощание. — Что ж так нахрапом лезть?

— Ладно, в следующий раз обязательно спрошу, — уныло пошутил я, напялил фуражку на опозоренную свою голову и поплелся прочь, куда глаза глядят.

Вот так плачевно и закончилась первая моя любовная атака на новом месте.

В ближайшие дни мне неловко было встречаться с Соней. Если б моя воля, я совсем бы с ней не встречался. Но работа требовала, чтобы мы виделись с ней каждый день — то на запани, то в конторе, нравилось мне это или нет. И тут уж ничего нельзя было поделать.

Но теперь я уже не торчал на сортировочной сетке, а перебрался на сплоточные станки. И Аникеев снова похвалил меня за то, что работаю я вдумчиво и последовательно: не разбрасываюсь, а беру под свой контроль операцию за операцией. Знал бы он, что стоит за этой моей последовательностью!

Соня никогда не напоминала мне о том злополучном вечере и своей оплеухе у такелажного сарая. Но я знал, что она помнит и вечер и оплеуху и уж, во всяком случае, каждый раз, завидев меня, тут же припоминает весь мой позор. Порой мне даже казалось, что теперь она благосклонней прежнего поглядывает на меня. Ведь одним своим видом я давал ей приятную возможность вспомнить о ее неприступности и похвальной верности далекому жениху. И частицу горделивого этого чувства, которое я, сам того не желая, вызывал в ней, Соня щедро переносила и на меня, первопричину заслуженного ее торжества.

Мы всегда признательны тем, кто дал нам возможность проявить свою принципиальность, ум, отвагу, верность любимому и прочие завидные качества.

Со временем мы даже подружились с Соней. И я, признаться, как-то невольно стал больше ее уважать: всегда приятно убедиться, что рядом с тобой живут стойкие люди, верные своей любви и однажды данному слову. Я тем охотней уважал теперь Соню, что сам пока не спешил брать с нее пример и не бежал записываться в образцовые однолюбы, а долго еще оставался таким же непостоянным и ветреным, каким прикатил в поселок.

ТЯЖЕЛЫЙ ВОЗ



1

Шура положила руку на штурвал и крикнула в переговорную трубку:

— Полный вперед!

За кормой катера дружно заклокотала вода. Рывком взмыл затопленный тяговый трос; повисшая на нем тонкая водяная пленка радужно сверкнула на солнце. Пучки бревен грузно зашевелились, вытягиваясь вдоль троса. У передней кромки головных пучков вскипал невысокий бурливый вал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза
Концессия
Концессия

Все творчество Павла Леонидовича Далецкого связано с Дальним Востоком, куда он попал еще в детстве. Наибольшей популярностью у читателей пользовался роман-эпопея "На сопках Маньчжурии", посвященный Русско-японской войне.Однако не меньший интерес представляет роман "Концессия" о захватывающих, почти детективных событиях конца 1920-х - начала 1930-х годов на Камчатке. Молодая советская власть объявила народным достоянием природные богатства этого края, до того безнаказанно расхищаемые японскими промышленниками и рыболовными фирмами. Чтобы люди охотно ехали в необжитые земли и не испытывали нужды, было создано Акционерное камчатское общество, взявшее на себя нелегкую обязанность - соблюдать законность и порядок на гигантской территории и не допустить ее разорения. Но враги советской власти и иностранные конкуренты не собирались сдаваться без боя...

Александр Павлович Быченин , Павел Леонидович Далецкий

Проза / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература