У старых окопов (Рассказы)

Судя по всему, Тарасыч еще покрепче Нюры верил в правду кинематографа и так непосредственно воспринимал все происходящее на экране, что рядом с ним простому смертному даже небезопасно было сидеть. Когда над полюбившимися ему героями кинокартины нависала опасность, Тарасыч тяжело сопел и весь собирался в комок, готовый каждую секунду ринуться на подмогу. Зато успехи героев повергали ночного сторожа в буйную радость: он размахивал руками, подпрыгивал на месте и все норовил растолковать соседям самое главное, чего никто, по твердому его мнению, так хорошо не понял, как он.

В разгар Синопского боя Тарасыч вскинулся во весь рост, и тень его грозным облаком пала на турецкого адмирала. Сзади дружно зашикали, чья-то длинная рука ухватила сторожа за шубейку. Тарасыч мужественно отбивался, так что на экране получалось, будто он мутузит турка. В конце концов старика усадили, и турецкий адмирал опять предстал перед зрителями. Но за время единоборства с тенью Тарасыча самоуверенности в кем заметно поубавилось. Туркам на экране приходилось туго, и Тарасыч запрыгал на скамейке, торжествуя полную победу над нахальным адмиралом.

Лента часто рвалась, но зрители не роптали: киномеханик еще перед началом сеанса предупреждал, что будет рваться, у кого слабые нервы, пусть лучше загодя уходят. Один из перерывов был особенно долгий, зажгли свет. Нюра обернулась, чтобы выведать, что там поделывает практикантка. Как она и ожидала, та во все глаза смотрела на Михаила, прямо-таки гипнотизировала его. «Смотри, смотри, — снисходительно подумала Нюра, — ничегошеньки тебе больше не остается!»

Пашка Туркин, выходивший на крыльцо покурить, сказал Нюре со смехом:

— У Полозова скандал. Мягкая проволока кончилась, вяжут твердой, вот-вот станки остановят. Полозов косынку свою скинул, бегает, нас почем зря ругает. Там такие кренделя закручивает — я даже не ожидал от семейного человека…

Нюра сразу поняла, что произошло: Филин не стал обжигать старую проволоку, рассчитывая на то, что новой с лихвой хватит Полозову на всю смену. Вот этого они с Илюшкой Мурманцем не учли…

— А мы-то тут при чем? — самым невинным своим голосом спросил Илюшка с соседнего ряда. — Филин промахнулся — пусть теперь расхлебывает!

Уж лучше бы он этого не говорил. Нюра свирепо глянула на Илюшку, и тот прикусил язык.

Михаил переводил глаза с Нюры на Илюшку и никак не мог понять, чего же они не поделили. На лице его было написано: «Вот в геодезии все насквозь ясно, а сплав — такое темное дело».

На экране опять замелькали тени людей, живших сотню лет назад. Опять, тесня Михаила, тяжело задышал увлекающийся Тарасыч. Адмирал Нахимов взял старинную подзорную трубу и нацелил ее в зал поселкового клуба. Труба обежала ряды, выхватила из всех сплавщиков Нюру и прочно застыла. Нахимов так пристально рассматривал молодую бригадиршу, точно выпытывал: на самом деле Нюра жалеет уже, что пошла на поводу у Илюшки Мурманца и разрешила припрятать мягкую проволоку, или только вид делает и играет в благородство. А если всерьез жалеет, тогда что же она за человек: вроде и ругает себя, и сама же преспокойно сидит в кино, прохлаждается…

Нюра вскочила и, наступая соседям на ноги, кинулась к выходу.

6

На крыльце клуба вечерний свет незакатного солнца ударил Нюре в глаза, на миг ослепил ее. Она подбежала к берегу, глянула на сплоточные станки.

Вертушки для разматывания проволоки были пусты. Полозовские сплотчики праздно сидели, папиросный дымок реял над их головами. Двигатели станков стучали вхолостую, вполшума, лениво выплевывая редкие кольца отработанного газа. Но сортировщицы еще старались вовсю, набивали коридоры бревнами, — видно, станки только что остановились.

А на понтоне, в трюме которого таилась проволока, у распахнутого настежь люка скучилось человек семь. Мелькнула сухонькая фигура Филина в опрятной брезентовой куртке, перекошенное флюсом лицо Полозова без повязки, просторная спина начальника запани Федора Николаевича. Чьи-то руки в полосатой тельняшке круг за кругом швыряли проволоку из чрева понтона.

Опоздала! У Нюры вдруг обмякли ноги, и она прислонилась к столбу с крестовиной: весной здесь крутили вицы для ручной сплотки.

Если б она не дожидалась, пока адмирал Нахимов наведет на нее свою подзорную трубу, могла бы поспеть вовремя. А теперь впереди у нее позор, какого отродясь еще в жизни не было. И Илюшка тоже хорош, Мурманец этот несчастный: даже спрятать толком не сумел! Да при чем тут Илюшка? Последнее это дело — на других валить…

Слышно было, как круги проволоки мягко шлепались на палубу понтона. Полозовские обвязчики бегом потащили проволоку к пустым вертушкам. Над выхлопными трубами двигателей зачастили кольца сизого газа, жадно заскрежетали застоявшиеся без работы лебедки, спеша наверстать упущенное.