У старых окопов

А Соне, по всем признакам, встречаться и разговаривать со мной было гораздо приятней, чем с Аникеевым и другими пожилыми и женатыми начальниками И в разгар самой деловой-пределовой нашей беседы о пиловочнике и шпальнике я частенько ловил на себе ее пристальный, как бы изучающий, а то и прямо благосклонный взгляд. А порой в сонноватых ее глазах мне чудилось ожидание и даже молчаливое приглашение к тому, чтобы не был я пентюхом и вел себя смелее.

В студенческие безответственные времена я сразу же, не мудрствуя, ринулся бы в атаку, а теперь вот медлил. И притормаживало мою прыть не одно лишь сомнение в легкой победе. Поражения я не так уж боялся: раз на раз, как говорится, не приходится, и риск вытянуть пустой номер в таких делах всегда есть. Меня больше смущало то, что в отличие от всех прежних моих симпатий Соня была моей подчиненной. Я не шутя опасался, не будет ли мое ухаживание за Соней смахивать со стороны на самую настоящую попытку использовать начальственную должность в корыстных целях. Иногда у меня даже закрадывалось подозрение: не потому ли Соня так благосклонно взирает на мою особу, что я ее начальник? Да и в грядущую решительную минуту начальственное мое положение тоже могло принудить Соню подчиниться против ее воли.

А я хотел, чтобы она полюбила не инженера и технорука, временно исполняющего обязанности начальника запани, а меня самого, Костю Мельникова, — такого, какой я есть сам по себе, без всяких должностных подпорок. Вот эти сомнения и вязали мне руки на первых порах.

Но время шло, а Соня все так же выжидающе и поощрительно поглядывала на меня, и что-то не видно было, чтобы она так уж робела перед инженером, техноруком и временным своим начальником. А вот насмешливые искорки в ее глазах стали вспыхивать все чаще и порой даже прыгали этакими проказливыми бесенятами, будто Соню стала уже забавлять затяжная моя несмелость, позорная для всей мужской половины рода человеческого. И я решил не тянуть резину, а действовать при первом же удобном случае. И случай такой, как водится, вскоре привалил.

Недели через три после моего приезда на запань мы как-то вечером задержались с Соней на работе, подбивая итоги смены. Когда вышли из конторки, все девчата-сортировщицы уже разбрелись по домам, и мы с Соней вдвоем зашагали к поселку. Я расспрашивал ее о житье-бытье, давно ли она работает на сплаве и не трудно ли ей день-деньской ворочать бревна багром. Она отвечала как-то скованно, невпопад, озиралась по сторонам и все время вроде бы чего-то ждала от меня.

Прошли такелажный сарай, который закрыл от нас реку и спрятал от случайных прохожих.

— Постой, Соня, — сказал я осевшим враз голосом, взял ее за руку и со значением заглянул ей в глаза. Помнится, я подумал тогда: если она вырвет сейчас руку, я все обращу в шутку и скажу, что всего лишь собирался погадать ей по ладони.

Она не вырвала руки, не отодвинулась, а только исподлобья глянула на меня и усмехнулась, будто хотела сказать: «Давно бы так!» Я прочел в ее глазах, кроме привычного уже для меня ожидания, еще и тайное согласие и уверился вдруг, что все мои нескромные желания сбудутся, и даже очень скоро.

Я осмелел и притиснул ее к стенке сарая. В рассеянном свете северной ночи глаза Сони покрупнели, стали темными, бездонными. И вся она вдруг показалась мне сказочно красивой, какими всегда становились для меня те девчата, которых я вот так обхаживал. Не то чтоб я сознательно шел на этот маскарад и настраивал себя на эту волну, но так уж почему-то всякий раз само собой у меня получалось. В поворотную ту минуту зазнобы мои как бы приподнимались в моих глазах, делались вдруг красивей и желанней. Сдается, мне позарез надо было тогда всячески их принарядить, чтобы первичная моя симпатия к ним, подогретая народившейся исподволь и неподвластной мне нежностью, вскарабкалась бы повыше и дотянулась до чего-то иного, более высокого и чистого, что люди обычно величают любовью.

А позже, когда я добивался своего или терпел поражение, этот самообман сразу же и бесследно улетучивался, и я снова видел своих симпатий такими, какими они были на самом деле. Частенько потом я просто не понимал себя и не на шутку дивился: и чего я тогда в этой серенькой крале выискал? Девчонка как девчонка, встретишь такую на улице — и не обернешься.

Не знаю, у всех так или только у меня одного…

Я притиснул Соню к стенке сарая и вплотную придвинулся к ней. Она и теперь не вырывалась, а лишь построжала вся, и сонливость ее вроде бы поразвеялась. «Погоди, северяночка, дальше еще и не то будет!» — горделиво подумал я и положил руку ей на плечо. И все же что-то в ее поведении настораживало меня, и я медлил.

Соня в упор смотрела на меня бездонными своими глазищами. Я заметил, как проказливый бесенок шмыгнул из одного ее глаза в другой, будто Соня спрашивала: «А дальше что? Долго еще будем подпирать такелажный сарай?»