Читаем У старых окопов полностью

Но, несмотря на все эти промашки, когда докладчик кончил, ему дружно захлопали: во-первых, потому, что в клубе сидели рабочие люди, привыкшие уважать чужой труд, а во-вторых, не в пример другим лекторам, нынешний все-таки быстро закруглил свой доклад, не тянул перед кинокартиной, имел совесть…

Перед самым началом сеанса в зал вошел Михаил. На боку у него висела пухлая полевая сумка: не успел в общежитие забежать после работы. «Наверно, и не обедал…» — жалостливо подумала Нюра, и сердобольное это участие тут же передалось Михаилу: он рывком повернул голову в ее сторону, но как раз в этот миг погас свет. Нюра так и не поняла, заметил ее Михаил или не успел.

— Миша, — заискивающе позвал сзади женский голос, — идите сюда, есть место.

Нюра узнала голос практикантки. Даша больно толкнула ее в бок чугунным своим локтем и шепнула сочувственно:

— Понаехали наших парней отбивать… Ой, смотри, Анюта!

Осторожно двигаясь в темноте, Михаил подошел к Нюре, сел рядом, пожал руки ей и Даше, которая вежливо и немного разочарованно отодвинулась от влюбленных. Вот поди ж ты, и добрый человек Даша и искренне желает подруге добра, а на поверку ей больше нравилась несчастная, нуждающаяся в ее помощи Нюра, чем такая вот беспечная и торжествующая, у которой все идет лучше некуда.

— Много сплотила кубиков? — спросил Михаил. — От Полозова еще не оторвалась?

Нюра счастливо замотала головой из стороны в сторону, радуясь тому, что Михаил, несмотря на все происки, сидит рядом с ней, а глубокомысленная Даша провалилась со всеми своими скороспелыми опасениями и вздорными теориями о физическом и умственном труде, — тому, наконец, что Михаил так близко к сердцу принимает дела ее бригады. Сильней прежнего Нюре захотелось победить Полозова, чтобы Михаил еще больше гордился ею. И последние ее сомнения насчет спрятанной проволоки улетучились. Выходит, правильно она сделала, не отговорив Илюшку Мурманца от его  р а ц и о н а л и з а ц и и.

Тайком от Михаила она мстительно толкнула Дашу локтем в бок. Даша ойкнула от неожиданности, но не пошевельнулась, будто и не заметила, как подруга посадила ей синяк. «Терпеливая!» — одобрила Нюра.

Застрекотал аппарат. Дымный пучок световых нитей протянулся над притихшим залом. На экране задвигались люди в старинных морских мундирах.

И как всегда бывало с ней в театре или в кино, Нюра поймала себя на том, что она как бы раздваивается. Сначала она не до конца верила тому, что ей показывали на экране, и твердо помнила, что перед ней на самом-то деле не люди из прошлого века, а всего лишь переодетые и загримированные актеры кино, которые живут в одно время с ней и сейчас лишь притворяются старинными моряками. И даже весьма возможно, что все их слова и поступки предварительно были записаны на бумаге, выработанной из елового баланса, который поставила бумажной фабрике Нюрина запань, — а значит, и сама Нюра, хоть и сбоку припека, но тоже как-то участвует в том, что творится сейчас на экране.

Обо всем этом Нюра ухитрялась помнить только в самом начале кинокартины. А потом незаметно для себя она прочно позабыла и про деревянный свой баланс, и про актеров-современников и бесповоротно поверила, что все в жизни так и было, как показывает ей экран. По прежнему опыту Нюра знала, что после сеанса она снова вспомнит актеров и по праву зрителя, заплатившего за билет трудовую трешку, вынесет свой строгий, но справедливый приговор: такой-то актер играл здорово, а такой-то — серединка на половинку.

Но все это будет потом. А сейчас и она, и Михаил, и переученная на своем семинаре Даша, и все сплавщики, сидящие в зале, как бы договорились на время не замечать игры актеров и верить, что перед ними живая жизнь. Они и пришли-то сюда ради того, чтобы верить этому, смеяться и плакать над чужими судьбами и сопоставлять их со своими.

Догадками этими Нюра ни с кем не делилась. Она побаивалась, что всезнающая Даша поднимет на смех эту ее самодеятельность, а то еще и того хуже, как-нибудь шибко по-научному разъяснит ей, как надо правильно смотреть кинокартины, и тогда уж Нюра при всем желании не сможет верить экрану. А поговорить с Михаилом еще не было случая. И сейчас, прежде чем позабыть про актеров-современников и окончательно поверить, что перед ней живой адмирал Нахимов со своими соратниками, Нюра решила сегодня же после сеанса рассказать Михаилу о всех своих догадках. Ей казалось, что с ним в кино все должно происходить точь-в-точь так же, как и с ней, — недаром ведь они после первой же встречи сразу потянулись друг к другу…

А к Михаилу в эту минуту бесцеремонно-прильнуло чье-то острое костлявое плечо и стало яростно подталкивать его к Нюре. Сильно запахло махоркой и овчиной, в полутьме мелькнул серебряный клинышек бороды, и Михаил узнал ночного сторожа Тарасыча, великого любителя кино.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман