У стен Москвы

Семен Петрович Потапенко ежедневно наносил на карту военную обстановку. Получит газету со сводкой Совинформбюро и, если в ней сообщается, что на каком-нибудь участке фронта Красная Армия нанесла контрудар по немецко-фашистским войскам, освободила тот или иной город, сразу же подходит к карте и переносит флажки западнее освобожденного города. Но когда узнавал об отходе советских войск и сдаче врагу какого-либо населенного пункта, не торопился с нанесением новой обстановки. «Подожду, может, произошла ошибка». И когда через день-два убеждался, что ошибки никакой нет, он подходил к карте, долго в задумчивости стоял перед ней и нехотя переносил красный флажок на новое место. При этом он старался воткнуть его как можно ближе к восточной окраине оккупированного врагом пункта.

Вот и сегодня утром радио принесло весть о сдаче Киева. Услышав об этом, Семен Петрович приблизился к карте, вытащил флажок, подумал немного и воткнул его в то же место. «Дождусь газет, может, радисты ошиблись… Бывает и такое. Подожду».

Ординарец принес на блюдце большую кружку крепко заваренного чая с двумя кусочками сахару.

— Спасибо, Тимоша, — поблагодарил командир очкастого бойца.

— Пожалуйста, товарищ подполковник. Пейте, я еще принесу.

— Хватит и этого.

Тимоша вышел. Потапенко взял кружку, откусил кусочек сахару и запил горячим чаем. Пил он чай стоя. Семен Петрович никак не мог успокоиться после только что услышанного сообщения о сдаче Киева. Отпил половину кружки, поставил ее на блюдце и снова с горечью посмотрел на карту. Скользнул взглядом по извилистой линии фронта с севера на юг и остановил свой взор на Украине. — Э-эх, Украина, Украина, ненька моя ридная! Тебя ворог топчет сапогами, а я — сын твой — сижу за тридевять земель и ничем помочь не могу!.. — со вздохом сказал он. Сказал так, будто стоял не перед картой, а перед живым существом.

В дверь постучали. Потапенко сразу же задернул шторку над картой и обернулся.

— Войдите.

Вошел Асланов, вскинул руку к козырьку:

— Здравия желаю, товарищ подполковник!

— Здравствуй, старший лейтенант. Что так рано поднялся? Я же приказал сегодня отдыхать.

Вартан беспокойно переступил с ноги на ногу. Он был готов сорваться с места, подбежать к командиру полка и доказывать, что сейчас, когда на фронте такие неудачи, не до отдыха.

— Какой может быть сейчас отдых!.. Сейчас воевать надо.

— Так ты что, со мной хочешь воевать?

— Что вы, товарищ командир!.. Я воевать хочу с фашистами…

Семен Петрович сразу понял, куда клонит старший лейтенант. К нему чуть ли не каждый день приходили вот такие горячие головы и умоляли отпустить их на фронт.

— Давай, — протянув к Асланову руку, тихим, даже каким-то усталым голосом попросил он.

— Что? — не понял Асланов.

— Рапорт. Ты же с рапортом пришел.

— А, да, да…

Вартан торопливо расстегнул кармашек гимнастерки, достал сложенный вдвое листочек и положил его перед командиром полка.

— Вот, пожалуйста.

Потапенко взял красный карандаш и, не присаживаясь к столу, даже не читая рапорта, написал на нем: «Н. Ш. Разрешаю» — и размашисто расписался.

— Возьми, — протягивая листок с резолюцией, равнодушно сказал Семен Петрович. — Перед отъездом зайдешь. Попрощаемся.

— Есть зайти! — принимая рапорт, ответил Асланов. — Разрешите идти?

— Иди.

Асланов вышел из кабинета и прямо за дверью остановился в задумчивости. Он не знал, радоваться ему или огорчаться. Произошло невероятное. Потапенко за все время войны никому не давал такого разрешения. Когда командиры или бойцы приходили к нему с рапортами, он очень сердился и просто-напросто выпроваживал их из кабинета. А тут, ни слова не говоря, подписал…

6

Капитан Кожин пришел к комиссару полка и сам прочел сводку Совинформбюро. Ошибки не было. Советские войска действительно оставили Киев. Возвратился в расположение своего батальона, собрал командиров и политруков рот. Прочел сводку и приказал провести с бойцами беседу.

В первую роту Кожин пошел сам. Бойцы уже знали о случившемся и шумно обсуждали сводку. Особенно болезненно переживал Ваня Озеров. Он уверял бойцов, что если хорошо попросить командира полка, то он согласится отпустить их добровольцами на фронт. Товарищи с ним не соглашались. Они говорили, что Потапенко не отпустит ни одного человека.

— Рапорты подавались уже не раз. А что получалось? — спрашивал Карасев, низкорослый, на вид щупленький боец с белесыми, еле заметными бровями. — Получалось то, что их всегда возвращали с резолюцией: «Отказать!»

Иван оставался при своем мнении. Огромный, плечистый, широко расставив ноги, он стоял среди спорящих товарищей и, набычившись, упрямо твердил свое:

— Отказывал, верно. Но тогда положение было совсем иное. Немцы находились еще в Западной Украине, Западной Белоруссии и Прибалтике. А сейчас?.. Видите, куда шагнули они? Что же, подполковник Потапенко или тот же комдив не понимают, что дальше выжидать нельзя?..

— Есть и другие войска! — выкрикнул кто-то.

— Что?! — загремел Иван. — Как это «другие»?! Другие, значит, должны воевать, а мы будем сидеть тут и прятаться за их спинами?!