У стен великой Намазги

Эта оценка, сделанная на основе весьма ограниченного материала, тем не менее в целом оказалась глубоко правильной. Не подтвердились частности; так, в пору Анау I среди домашних животных лошади еще не было; тягловую силу начали использовать не в Анау I, а скорее всего в Намазга III; дома-массивы также относятся к более позднему времени. Но это все стало ясным лишь в результате разносторонних исследований, развернутых после смерти Б. А. Куфтина; в целом же он верно оценил уровень культуры древних земледельцев Южного Туркменистана.

Б. А. Куфтин обратил внимание и на такое важной обстоятельство, как отсутствие на Намазге «явно выраженной социальной или даже значительной имущественной дифференциации…»^{90}. Но если, по мысли Б. А, Куфтина, «значительной» дифференциации и не было, то она, несомненно, все же существовала, особенно заметно на Алтыне. Сказанное относится к эпохе бронзы, в энеолите же, особенно в раннем, социальная организация, имущественные отношения оставались такими же, как и в джейтунскую эпоху.

Смена в позднем энеолите однокомнатных домов многокомнатными свидетельствует, как уже говорилось, о сложении большесемейной общины, которая состояла из родственных между собой парных семей, ведущих общее хозяйство.

Мы не знаем достаточно определенно, объединялись ли общины Южного Туркменистана в какой-либо племенной союз, или каждое поселение было совершенно автономной единицей. Учитывая и размеры Намазги, и высокий уровень культуры этого поселения (поистине — великая Намазга!), В. М. Массон предполагает, что, возможно, «лица, стоявшие во главе этого многочисленного и сильного коллектива, распространяли свою власть на соседние территории, входившие в состав союза племен с центром на Намазга-депе»^{91}.

Древнеземледельческая культура Южной Туркмении, медленно развивающаяся в V–III тысячелетиях до н. э., на рубеже III–II тысячелетий до н. э. достигла стадии, непосредственно предшествующей раннеклассовому обществу. В эту эпоху на юге Туркменистана начала складываться городская цивилизация древневосточного типа, но процесс этот был прерван в результате какого-то кризиса, о чем мы расскажем в главе, посвященной Алтыну, а сейчас перейдем к идеологии раннеземледельческих племен.

В своей монографии о терракотовых статуэтках В. М. Массон и В. И. Сарианиди так охарактеризовали религиозные воззрения древних земледельцев: «В сфере идеологии это была эпоха общинных земледельческих культов, перераставших в кодифицированную систему религиозных воззрений. Классификация женских статуэток того времени ясно показывает множественность типов женского божества, воплощаемого в терракотовых идольчиках»^{92}.

Это были, во-первых, местные богини-покровительницы тех или иных крупных центров вроде Алтына или Намазги и, во-вторых, женские божества, олицетворяющие определенные явления природы, урожай, плодородие земли и т. п. Понятно, что ни в энеолите, ни в бронзе в Южной Туркмении никакого кодифицированного пантеона богинь и богов еще не существовало; создание такого пантеона связано, как правило, со становлением государства и появлением касты жрецов.

Кстати, богов упомянули мы не случайно: у древних земледельцев кроме женских существовали и мужские божества, роль которых резко возросла к концу эпохи бронзы.

Большая часть найденных археологами женских статуэток имела, видимо, культовое назначение и использовалась в различных церемониях. Некоторые из них, выполненные особенно тщательно, служили скорее всего в качестве домашних идолов.

Религиозные представления древних земледельцев, их обряды, предрассудки, мифология, широко распространенный культ плодородия послужили той основой, на которой сформировались в последующем религии раннеклассового общества, имеющие при всех местных различиях много общих черт. В эпоху сложения первых государств религиозные представления древних земледельцев были канонизированы жрецами и при этом изменены в интересах господствующего класса и царской власти. Однако это, так сказать, социальное редактирование не может скрыть доклассовой, древней основы религиозных систем, восходящих к воззрениям людей эпохи первобытнообщинного строя. Ибо, как отметил Ф. Энгельс в «Людвиге Фейербахе», «раз возникнув, религия всегда сохраняет известный запас представлений, унаследованный от прежних времен, так как во всех вообще областях идеологии традиция является великой консервативной силой»^{93}.

Культовые здания, святилища, известные уже в джейтунскую эпоху, в последующие времена существуют на каждом (или почти каждом) поселении. От жилых помещений святилища отличаются большими размерами, наличием жертвенников и росписей на стенах; возможно, что в святилищах крупных центров стояли и большие статуи богов и богинь, однако пока что это только предположение.

В конце эпохи бронзы, в период сложения раннегородской цивилизации, начинают сооружаться уже настоящие храмы, напоминающие шумерские зиккураты. Такой храм или, точнее, целый храмовой комплекс открыт В. М. Массоном на Алтыне.