У страсти в плену

Я подумала, что работа у меня нетрудная. Три часа прошли быстро. Во время работы он разговаривал. Он рассказал, что женился на своей первой натурщице и что она оказалась невыносимо ревнивой; что время от времени она врывалась в его студию и устраивала сцены, что она не позволяла ему рисовать обнаженных женщин. Поэтому он снял другую студию, о которой она не знала. В ней он часто работал, а иногда устраивал там вечеринки. Соглашусь ли я прийти на одну такую вечеринку в субботу вечером?

Когда я уходила, он еще раз поцеловал меня в шею, подмигнул и сказал:

— Вы не будете болтать про меня в клубе?

Я вернулась в клуб к обеду, чтобы подкраситься, освежиться и перекусить. Другие девушки тоже были здесь. Мы стали разговаривать. Я упомянула о приглашении в субботу вечером, и они все засмеялись. Одна из девушек слегка задрала юбку и стала рассматривать родинку на бедре. Я заметила, что она не носила трусиков. Иногда звонил телефон и одна из девушек уходила на работу.

Следующим был молодой иллюстратор. Ворот его рубашки был распахнут. Он даже не пошевелился, когда я вошла. Он кричал мне:

— Откройте спину и плечи. Опустите шаль!

Затем он дал маленький старомодный зонтик и белые перчатки. Шаль он прикрепил мне где-то на талии. Он делал рисунок для обложки журнала. Потом он обернул шаль вокруг моей груди, но это было ненадежно: как только я наклонила голову так, как он хотел, изображая что-то вроде приглашающего жеста, шаль соскользнула, и открылась грудь. Он не позволил мне пошевелиться.

— Хотел бы я нарисовать вашу грудь тоже, — сказал он.

Он рисовал углем и улыбался. Наклонившись ко мне, чтобы что-то измерить, он прикоснулся углем к моим соскам и сделал отметку.

— Оставайтесь в этой позе, — сказал он, и добавил: — Вы, девушки, иногда ведете себя так, будто лишь у вашей персоны груди и бедра. Я видел их уже так много, что они больше не интересуют меня, уверяю вас. Я имею дело со своей женой только если она одета. Чем больше одежд, тем лучше. При этом всегда выключаю свет: я знаю слишком хорошо, как сделаны женщины. Я рисовал их миллионы раз.

Прикосновение его карандаша к моим соскам сделало их твердыми. Это вовсе не было приятно, и я рассердилась. Почему мои груди так чувствительны? И заметил ли он это?

Он продолжал рисовать и раскрашивать свою работу. Затем он остановился, чтобы выпить виски и предложил мне тоже. Он смочил свой палец в виски и коснулся им одного из моих сосков. Я в этот момент не позировала и поэтому сердито отодвинулась. Он продолжал улыбаться:

— Разве это не приятно? Это их согревает.

И вправду, соски были твердые и красные.

— Очень они у вас симпатичные. Вам не надо подкрашивать их помадой. Они от природы розовые. А чаще всего у сосков бывает цвет кожи.

Я оделась. На сегодня было достаточно. Он попросил меня прийти на следующий день в это же время.

Во вторник он не торопился начать работать и разговаривал. Положил ноги на рисовальный столик и предложил мне сигарету. Я пристегивала шаль. Он смотрел на меня.

— Покажите-ка ноги. Возможно, в следующий раз мне понадобится рисунок ног.

Я подняла юбку над коленом.

— Посидите вот так, — сказал он.

Он делал набросок. Мы молчали. Затем он встал, бросил карандаш на стол, наклонился ко мне и поцеловал меня в губы, принудив меня откинуться назад. Я грубо отбросила его. Это заставило его улыбнуться. Рука его скользнула мне под юбку, коснулась бедер в том месте, где кончались чулки, и прежде чем я успела пошевелиться, он уже снова сидел за своим столиком.

Я приняла позу и ничего не сказала, так как сделала открытие, что, несмотря на свой гнев, несмотря на то, что не была влюблена, этот поцелуй и ласка доставили мне удовольствие. Я сопротивлялась по привычке, но на самом деле мне было это приятно. Позирование дало мне время прийти в себя и вспомнить о самозащите. Похоже, мое поведение выглядело убедительно, и остаток утра он вел себя спокойно.

Впервые я обнаружила, что, в общем-то должна была защищаться от самой себя. Ведь я была полна любопытства. И была абсолютно убеждена, что не отдамся никому, кроме того, в кого буду влюблена. А влюблена я была в Стефана. Мне хотелось прийти к нему и сказать: «Возьми меня». Я неожиданно вспомнила другой случай, который произошел год назад, когда моя тетя взяла меня с собой в Нью-Орлеан на карнавал. Ее друг вел автомобиль. С нами были еще две девушки. Вдруг несколько молодых людей, воспользовавшись замешательством, шумом, волнением и весельем, прыгнули к нам в машину, сняли с нас маски и начали целовать нас, пока моя тетя не принялась кричать. Тогда они исчезли в толпе. Я была потрясена и хотела, чтобы молодой человек, который меня обнимал и целовал в рот, все еще оставался здесь, в машине. Я ослабела после поцелуя, я была возбуждена.