У ступеней трона

Анна Леопольдовна с трудом подавила подступившее рыдание и отозвалась глухим звуком:

— Если б вы знали, какие мрачные мысли переполняют мою голову, вы поняли бы мое настроение.

Линар взял ее нежную, точно просвечивавшую руку и поднес к своим губам.

— Отгоняйте эти мрачные мысли, ваше высочество… Не терзайте себя! Наша временная разлука все равно необходима. Не пройдет и двух месяцев, как я снова буду здесь.

— Два месяца! Шестьдесят дней!.. — прошептала принцесса, закусывая вздрагивающие губы.

Линар опять укоризненно покачал головой.

— Какой вы еще ребенок, мой друг! — промолвил он мягким ласкающим голосом. — Эти два месяца гораздо короче того долгого времени, какое мы провели уже вдали друг от друга. И тогда мы разлучались, не зная, сведет ли нас снова судьба. Теперь же совсем другое дело. Теперь вы располагаете властью, теперь никто не сможет меня вернуть с русской границы…

— Я сама не знаю, что происходит со мной в последние дни, — промолвила Анна Леопольдовна. — Я так была счастлива все это время, что положительно страшусь грядущих минут. Мной овладевают какие-то странные предчувствия. Мне кажется, что все то, что теперь происходит со мною, — все это сон, от которого я неизбежно должна очнуться… Вы знаете, на меня находят странные минуты. Например, вчера я положительно боялась выйти из своей уборной… Мне почудилось, — прибавила она, пугливо озираясь по сторонам, — что я слышу голос герцога Бирона…

Линар, точно на мгновение сам поддавшись ее волнению, внимательно ее выслушал и затем расхохотался.

— Ну, голос почтенного герцога вряд ли может напугать вас!.. Он теперь уж довольно далеко.

Как ни была печально настроена Анна Леопольдовна, но она и сама улыбнулась. Но, когда она заговорила снова, улыбка опять сбежала с ее бледных губ, а в глазах отразился испуг.

— Меня, конечно, испугал не голос… меня испугало предчувствие. Мне показалось, что этот голос, голос человека, который по моей вине упал в пропасть с вершины недосягаемого могущества, — предвещает и мне такой же конец.

Принцесса произнесла эти слова таким зловещим тоном, что даже у ее собеседника по телу прошел озноб.

— Вы больны, — возразил Линар, — и вам необходимо лечиться… Этак вы можете дойти до того, что вам будут слышаться не только голоса, но и являться привидения… что-нибудь вроде белой дамы, путешествующей, как говорят, по залам берлинского дворца, или вроде того двойника, который появился перед покойной государыней… Все эти привидения и двойники, понятно, глупости; я им не верю, не советую верить и вам… И если уж нужно кого остерегаться, — продолжал он серьезным тоном, — так остерегайтесь живых людей.

Анна Леопольдовна вопросительно поглядела на своего фаворита.

— Кого же? — спросила она. — Остермана?

— О нет… Он уже не опасен. Не доверяйте ему — и только. А вот цесаревны Елизаветы следует опасаться.

Анна улыбнулась.

— Вы очень не любите цесаревну, мой друг.

— Я даю вам этот совет только ради вашей же безопасности.

Его серьезный тон заставил правительницу насторожиться.

— Вы что-нибудь знаете? — спросила она тревожно.

— Я знаю, что цесаревна спит и видит занять престол своего отца.

Эту фразу Анна Леопольдовна слышала так часто, что и теперь улыбка приподняла уголки ее губ.

— Мой друг, — проговорила она медленно, — это обвинение к цесаревне предъявляют ровно четырнадцать лет. Не подумайте, что я ослеплена или я слишком люблю ее… ни того, ни другого. Но я не могу обвинять ее в том, в чем она действительно неповинна. Если бы Елизавета хотела царствовать — она могла бы занять престол после смерти своего племянника и не допустить воцарения Анны Иоанновны… За нее тогда было войско. Это раз. Ей было легче свергнуть Бирона, чем мне, — и она этого не сделала. Это два. Нет, я могу обвинять ее в резкости, невоспитанности, дурном характере, но не в преступных замыслах.

Линар сделал обиженное лицо.

— В таком случае не будем говорить об этом… Но все же, ваше высочество, не доверяйте цесаревне…

Он заговорил о другом, и Анна от души была рада забыть политические тревоги. Особенно сегодня ей было не до них.

Только когда они расстались, когда граф Линар уехал из Зимнего дворца, чтобы назавтра ранним утром покинуть Петербург, Анна Леопольдовна, оставшись одна в своем будуаре, вспомнила его предупреждение и прошептала:

— Хорошо, я буду остерегаться цесаревны…

Анна Леопольдовна вообще не была подозрительна, но менее всего она подозревала Елизавету. Сама прямодушная и откровенная, она в особенности ценила это прямодушие в других. Сначала, под влиянием увещаний Остермана, она стала очень недружелюбно относиться к Елизавете, но та как-то очень быстро в одном разговоре сумела рассеять опасения правительницы.

Анна не забыла этого разговора. Это было еще весной, когда по настоянию Остермана был вызван в Петербург брат принца Антона и цесаревне предложили выйти за него замуж.

— Скажите, сестрица, — спросила Елизавета, — почему вам так хочется выдать меня замуж?