У тебя иное имя

– Я хочу сказать, что, сколько бы я ни думал, не могу найти достойного финала ни для одного из вариантов развития сюжета. Точнее, любой из них ведет к развязке, которой мне хотелось бы избежать. И сейчас вам полагается спросить меня, что это за развязка.

– И что это за развязка? – не заставил себя ждать Карлос Родо.

– Преступление.

– Какое именно преступление?

– Преступление на почве страсти, но интеллектуальное по форме. Преступление, от которого выигрывают оба любовника, и притом настолько безупречное, что у них даже не возникает чувства вины.

– То есть жертвой должен стать я? – мрачно произнес сгусток Карлоса Родо.

– Я не ожидал, что вы примете историю так близко к сердцу. И я вам за это очень благодарен.

– Я просто пытаюсь объяснить, что сюжет вашего романа, скорее всего, лишь скрытое проявление агрессии, которая направлена на меня и которую вы не решаетесь продемонстрировать открыто.

– Это было бы слишком простое объяснение. Я сознаю, что вы воплощаете для меня целый ряд наделенных властью людей, связь с которыми я до сих пор не могу разорвать. Но насколько я понимаю, одной из ваших задач как психоаналитика и является воплощать в себе этих людей. А сейчас, если вы не возражаете, вернемся к разговору о моей работе, а я – напоминаю – писатель.

– Вы уверены, что вы писатель?

– Уверен, доктор. Быть писателем – значит иметь особый темперамент. Писатель в чистом виде – это тот, кто за всю жизнь не написал ни строчки: лучше не давать себе возможности потерпеть поражение в том, что для тебя важнее всего на свете.

– На предыдущих сеансах вы говорили совсем другое. Вы говорили, что невыносимо страдаете оттого, что не можете писать.

– Наверное, был в плохом настроении. А сегодня у меня настроение прекрасное.

– Можно узнать – почему?

– Не знаю, возможно, потому, что я начал писать роман. Или потому, что предчувствую: в скором времени что-то должно произойти. А может быть, причина в другом: выйдя от вас, я пойду в парк, встречу там Лауру, и она, вполне вероятно, догадается, что я больше не влюблен в нее.

– Для вас это означает свободу?

– Думаю, да. Это позволит мне уделять больше времени моему роману. Нельзя одновременно писать и жить, нельзя быть одновременно писателем и персонажем.

– И почему нельзя?

– Не могу объяснить. Нельзя, и все.

– Вы говорили о предчувствии. О том, что что-то должно произойти. Что вы имели в виду?

– У меня такое бывает. Я замечаю едва уловимые признаки событий, уже имевших место в других измерениях, но еще не нашедших отражения в нашем. Например, что мой отец скоро умрет, или что, вернувшись домой, я найду на столе уже написанный роман.

– Какой из этих вариантов вы выбрали бы, будь ваша воля?

– Это неправильная постановка вопроса. Эти события являются единым целым.

– Хорошо, вернемся к тому, о чем говорили раньше. Вы утверждали, что не хотите, чтобы развязкой романа стало преступление. Но вы не объяснили почему.

– Это банально. С определенной точки зрения сюжет моего романа можно рассматривать как комедийный: в нем наличествует любовный треугольник и существует много возможностей для создания запутанных, двусмысленных и при этом очень смешных положений, если читатель ждет именно этого. А если я добавлю к этому преступление, то выйду за рамки водевиля и окажусь в жанре детектива. Получится неоправданное скопление малых жанров.

– Итак: преступление не выход из конфликта?

– Дело в том, что оно-то как раз и является выходом. Преступление облегчает боль, и в конце концов каждый оказывается на своем месте: убитый – в гробу, убийца – в бегах, подстрекатель страдает от угрызений совести, наследники плачут, а читатель со спокойной душой закрывает книгу. Есть ситуации, единственным выходом из которых является преступление. Но я не чувствую себя в силах написать подобное произведение. Кроме того, в этом случае повествование снова заходит в тупик. Будут ли пациент и его любовница по-прежнему любить друг друга, после того как покончат с психоаналитиком? Возможно, и будут, но, чтобы такое продолжение выглядело правдоподобным, потребуется написать еще страниц тридцать, продумывая каждое слово. А может быть, они разлюбят друг друга, и тогда роман получится увечным. Какой смысл заставлять двух невинных любовников совершать преступление, которое ничего не решит?

– Вы разбираетесь в этом лучше, чем я, – пожал плечами Карлос Родо, – но, насколько я понимаю, персонажи произведения иногда выходят из повиновения и поступают не так, как хочет автор.