У тебя все получится, дорогая моя

Я перестала слушать и наблюдала за Габриэлем: он побледнел буквально на глазах. Я физически ощутила, как ему становится плохо. Неожиданно он вскочил и выбежал из кабинета, я – за ним. Он влетел в туалет. Вместе с рвотой наружу вырвался не только сегодняшний завтрак, но и невыносимое страдание, чувство вины, любовь к Марте. Выйдя из кабинки, Габриэль выглядел совершенно потерянным, с измученными глазами. Он умылся и остался стоять, держась за умывальник. Я молчала, дожидаясь, когда он заговорит. Главное – не торопить его.

– Ничего хуже быть не могло, – выдавил он через несколько минут еще более хриплым, чем обычно, голосом.

– Ты предпочел бы, чтобы она лишила тебя наследства? Чтобы она забыла о тебе?

– Думаю, да…

– Ты заслужил, ты вложил в дело столько труда за все годы…

– Этот труд – ничто по сравнению с тем, что я ей сделал.

– Что мы ей сделали. Послушай, прекрати, пожалуйста…

Он замотал головой:

– Подожди она еще несколько дней, перед тем как расплеваться с жизнью, она переписала бы свое чертово завещание.

– Ты не можешь знать, – сказала я. – Она любила тебя, в этом я уверена.

– Не хочу я всего этого. По мне, принять наследство – все равно как если бы меня заставили плясать на ее могиле.

– Успокойся немного и подумай. А пока нам нужно вернуться.

Я взяла его за руку и открыла дверь кабинета. Габриэль пробормотал извинения. Я встретила обеспокоенный взгляд Жака, ошеломленного вопросом Габриэля: тот спрашивал о юридической процедуре отказа от наследства. Нотариус растерянно помолчал пару секунд, а потом снова натянул маску бесстрастного законника. Он предложил Габриэлю подумать о необратимых последствиях такого поступка, объяснил, что у него есть время, чтобы решить, примет ли он наследство. Жак положил руку Габриэлю на плечо и сжал его. Габриэль неуверенно покивал головой и нехотя, пересиливая себя, пообещал подождать и подумать.

Когда мы вышли от нотариуса, Жак призвал его не делать поспешных шагов.

– Габриэль, мой мальчик, не отвергайте с порога то, что составляет вашу жизнь.

– Теперь моя жизнь – это Ирис! И вам прекрасно известно, что я всего этого не заслуживаю. Не говоря уж о том, что Марта была безумна, она все равно вычеркнула бы меня из завещания, если бы успела подумать.

– Нет, я с вами совершенно не согласен, она любила вас как сына.

– Жак, не делайте вид, что вы ничего не знаете, вам-то уж точно все известно! Вы храните верность ее памяти, и я это уважаю… Кстати, мне жаль, что она вам ничего не оставила… Поймите, если я все приму, мне уже никогда не вырваться из-под ее власти, а я больше не могу, это сожрет меня… Ладно, разговор окончен. Мы возвращаемся, у нас полно дел.

Он обнял меня за плечи и поднял руку, останавливая такси.

Я провела оставшиеся до похорон Марты дни, выполняя заказы. Все было сделано в срок, и клиентки остались довольны. Габриэль тоже истязал себя работой. Его профессиональная ответственность выходила за границы разумного. Я все сильнее беспокоилась за него. Что с ним будет, если он откажется от наследства и не сможет больше заниматься любимым делом? Он сам себя не знает.

Вечером накануне похорон я осталась одна в ателье, наверняка в последний раз. Я поблагодарила девушек за отличную работу и попрощалась с ними. Когда хлопнула входная дверь, я подумала, что это Габриэль. Но в комнату вошел Жак.

– Не ожидала! – воскликнула я.

– Ирис, как вы?

– Скорее бы все это кончилось, в особенности для Габриэля.

– Я только что с ним расстался, он у нее, я должен был кое-что ему передать. Давайте присядем.

Он подвел меня к стулу и сам сел напротив. Он рассказал, что два дня назад нашел в своей почте письмо от Марты, которое та отправила в день смерти. В нем его ждал приятный сюрприз – выписанное на его имя свидетельство о собственности на квартиру, где он жил. Заодно она поставила бедного Жака перед фактом, наделив его ролью связного между миром мертвых и миром живых: если Габриэль решит отказаться от наследства, Жаку надлежало стать посланником, который передаст последнюю волю Марты. Интеллект и стремление все держать под контролем не покинули Марту до конца. Сам собой напрашивался вывод, что она действительно приняла все решения в абсолютно здравом уме и трезвой памяти, несмотря на свою болезнь. Она предугадала реакцию Габриэля, помня об их последней ссоре, да и знала она его как никто.

– Поднимитесь сейчас к нему, – сказал Жак.

– Уже иду.

Я обошла ателье, погасила всюду свет и присоединилась к Жаку на лестничной площадке.

– Завтра увидимся? – спросила я.

– Конечно. Я хочу попрощаться с ней.

– Спасибо вам за все, спасибо, что опекали его.

– Ну что вы!

Он неловко махнул рукой и начал спускаться по лестнице, а я пошла наверх.