У темного-темного леса

…и как-то так получилась, что вместо макушки я напоролась на цепкий серый взгляд. Дыхание на мгновение перехватило, и я почувствовала, как губы невольно расползлись в улыбке. Живой!

Он улыбнулся в ответ. Привычно, сдержанно, больше даже смягчившимися чертами лица, чем губами. Улыбка эта была совсем не похожа на широкую добродушную ухмылку Тонана, но от нее у меня в груди что-то радостно и одновременно тоскливо заныло.

А потому спустя полчаса я рыдала в комнате на плече у Нольвенн, жалуясь соседке на глупое девичье сердце, которое ну никак не хочет синицу в руках. Журавля в небе ему подавай, и хоть ты тресни!

* * *

За это время Шела стала еще красивее.

Глупо, но у меня сердце в живот ухнуло, когда нашел среди встречающих ее фигуру. И нашел, и смотрел — жадно, голодно, пока она сама меня не увидела. Лишь когда она сама меня увидела, я сумел взять себя в руки, перестать пожирать ее взглядом.

Радость, написанная на ее лице, разом и окрылила счастьем, и полоснула огнем по незажившей ране.

Девочка моя. Нежная, теплая. Лучик солнечный. Как ты тут? Все ли у тебя хорошо? Не обижал тебя тут никто без меня?

Я, наверное, единственный, кто после смерти однокашника от руки фейри-водяницы не в ужасе был, а испытал облегчение. Мне даже стыдно не было, когда понял, о чем думаю. «Слава богам, не она!»

Шела уже осталась позади, школяры-практиканты сгрузились с телег и прошли внутрь школы, а я все думал о том, что сказал бы ей — если бы мог.

Наставники загодя предупредили нас, что сразу по возвращении в школу нам, не разбредаясь, следует пройти к директорскому кабинету. Там нас расспросят о случившемся несчастье и отпустят мыться и отдыхать — для школяров, вернувшихся с практики, всегда готовят баню и трапезу. Обе группы боевиков-практикантов сгрудились в коридоре, смешавшись со школярами, которые никуда не ездили, и теперь спешили обменяться новостями.

Мне повезло — меня опросили и отпустили с миром в числе первых.

Я вышел из директорской и повертел головой — ну, точно, неподалеку мелькнул жгуче-черный хвостик Невена.

— Как тебе первая практика? — поинтересовался теоретик, протолкавшись через скопление боевиков.

Я хмыкнул.

— Бывали в моей жизни поездки и лучше. — И, подумав, справедливости ради признал: — Но и хуже тоже бывали.

Невен понимающе усмехнулся.

— Как тут у вас дела? — поинтересовался я у него в свою очередь.

— Демонологи опять сварили какую-то сногсшибательную дрянь и напоили всех желающих. Сами тоже пили — и ничего, а вот у всех остальных какие-то идиотские цветные последствия. У кого-то пятна на коже, у кого-то волосы цвет сменили, у одного вообще — глаза. Алхимики бешено исследуют, что же такого коллеги-демонологи насочиняли и почему на них самих не подействовало, а остальные трясутся и ждут — пройдет или не пройдет? Всем страшно, но к наставникам идти трусят — уже столько раз запрещали с демонологами пить, что в этот раз точно всех на месте поубивают.

— И что, наставники пятнистых школяров не заметили? — развеселился я.

— А, — махнул рукой Невен, — там все одеждой прикрыть можно. Наставники, на самом деле, ерунда. Куда страшнее, если целители узнают. Наставники что? Ну, поругают и накажут. А эти гарпии на препараты растащат, как нечего делать…

Я хохотнул — вот тут и не поспоришь, по Шеле знаю. Если вцепится, то не отобьёшься. Пока кусок мяса не вырвет, не отстанет.

— Кстати, про целителей. — Я воспользовался удачным моментом, чтобы задать наконец свой вопрос. — Я тут Шелу во дворе видел — что-то она бледная какая-то. У нее все в порядке?

И весь подобрался, когда Невен, вместо ожидаемого мной «Да тебе показалось, наверное — все у нее в порядке!» взглянул на меня быстро, неуверенно. Словно сомневался — кто я такой, чтобы мне всё рассказывать?

— Да как тебе сказать… — с сомнением протянул он, видно, так и не определившись, — Скорее да, чем нет.

Ответ теоретика мне не понравился. Тут как раз из директорской приемной в очередной раз выглянул секретарь — шикнуть на гомонящих школяров и потребовать, чтобы уже опрошенные боевики расходились и не галдели. Я кивнул Невену на прощание, пожал руку и поспешил по коридору в знакомом направлении.

Разговор с Шелой я решил не откладывать в долгий ящик — все равно, столовая и баня откроются только после того, как наставники опросят всех уезжавших школяров. Как раз успею.

Раздражение вскипело мгновенно и теперь клокотало и бурлило, как каша на слишком сильном огне. Я уехал на неделю, а тут уже бездна знает, что творится.

Каменная лестница вниз, в большой круглый холл, где нас, школяров, собирали для объявлений и построений, створчатые двери, мощеный булыжником колодец обширного внутреннего двора и увитые дикими лозами белые стены школы. Я стремительно мерил шагами привычный уже маршрут, на ходу отвечая на приветствия и не обращая внимания на попытки меня задержать и разговорить.