У тихой Серебрянки

Комиссар собрал всех коммунистов и командиров групп к своему костру. Долго обсуждали, где строить зимовье. И все-таки решили, как предложили Дикан, Антонов, Трубачев, — здесь. Отсюда рукой подать до перекрестка шоссейных дорог Могилев — Гомель и Пропойск — Рогачев, недалеко и от железной дороги Гомель — Могилев. Значит, работы для всех — хоть отбавляй!

К вечеру в лагере появились топоры, пилы, лопаты. Меня ночью доставили в Серебрянку, и к утру наши подпольщики передали партизанам четыре пилы и три лома. Через два дня, когда я снова пришел на связь, здесь уже построили шесть землянок, начали еще четыре.

Партизанские землянки… Были они дороже любых дворцов. На нарах или прямо на полу из отесанных жердей, при печурке из 40 кирпичей да при коптилке — «катюше» — можно было отогреться в любой трескучий мороз, почистить оружие, просушить обувь и одежду, даже почитать книгу или истрепанную газету месячной давности.

— Мир вам, партизанские землянки, война гитлеровским дворцам и дзотам! — шутил, перефразировав известное изречение, весельчак Юрий Лазарев.

На устройство «зимних квартир» ушло почти четверо суток. Срок малый, если учесть, что отряд вел в это время и боевые действия.

Как мозоль, мешала партизанам патрульная машина, курсировавшая по шоссе на участке Довск — Серебрянка — Гадиловичи. Наши подпольщики точно установили, когда она обычно появляется, а группа Николая Геврасева сделала засаду. Машину подожгли, и десятерым гитлеровцам не удалось уйти от народных мстителей.

Через два дня Нина Юшкевич и Кузьма Черненко пошли к разъезду Тупик, что у самого Рогачева, удачно поставили мину. Но пришлось пропустить два поезда: один — с лесом, второй — порожняк. Ждали эшелона с живой силой или воинским грузом. Только под самый вечер показался нужный поезд. Шел он тихо, будто крадучись. Валил снег крупными хлопьями, видимость была плохая. Но немецкая охрана то ли заметила партизан, то ли случайно, на всякий случай, открыла огонь по кустарнику, где сидели партизаны. Опасно поднять голову, а наблюдать-то надо, чтобы вовремя дернуть за шнур.

Мина сработала чуть-чуть раньше времени, поэтому паровоз не был подорван, а вместе с первыми четырьмя платформами, груженными автомашинами, сошел с рельсов и опрокинулся в кювет.

И.М.Дикан предложил созвать первое партийное собрание партизанского отряда. Оно состоялось 18 ноября 1942 года. Коммунисты избрали в бюро Игната Максимовича Дикана, Степана Митрофановича Белых, Самуила Павловича Дивоченко, Ивана Афанасьевича Михунова и Арсена Степановича Бердникова.

20 ноября на заседании партбюро Журавичскому партизанскому отряду решили присвоить номер 256. Вскоре Белорусский штаб партизанского движения присвоил ему имя Сталина.

Партийное бюро учло просьбу комсомольца Василия Трубачева, который тяжело заболел и, временно, пока поправится, освободило его от должности командира отряда. На его место утвердили лейтенанта Степана Митрофановича Белых — инициативного, храброго, в любой обстановке хладнокровного коммуниста. Комиссаром остался Игнат Максимович Дикан, а его помощником по комсомолу стал Юрий Степанович Лазарев. Начальником штаба утвердили Филиппа Карповича Антонова, начальником особого отдела — Петра Васильевича Будникова. Командирами рот назначили Семена Михайловича Скобелева, Федора Тимофеевича Ермакова и Андрея Федоровича Козырева.

ПОЕДИНОК

1

Повышение активности партизан всерьез обеспокоило немецкого коменданта в Журавичах. Для него уже не было сомнений, что не какая-то группа, нашедшая временное пристанище в местных лесах, а настоящее боевое подразделение и днем и ночью ведет борьбу с оккупантами, нападает на проходящие к фронту воинские части. Комендант приказал начальникам гарнизонов регулярно прочесывать леса. Но успеха это не принесло.

Между тем наши связные и разведчики уже подбирались к Журавичам. Они вели работу по разложению районной полиции. Партизанский отряд готовился разгромить ее.

Вечером 21 ноября командование получило от своего связного Горбацевича донесение, что на следующий день в Красногорку приедут самые жестокие каты начальник полиции Никитин и начальник тюрьмы Пухтунов. И хотя деревня находится рядом с районным центром, партизаны решили не упустить такого случая.

Алексей Барковский, Кузьма Черненко и Николай Шаньков глубокой ночью вышли из лагеря и направились к Красногорке, засели в засаде за околицей. Изменники не предполагали, что возле Журавич могут оказаться партизаны. Они выехали без охраны, а вооружены были только пистолетами.

Схваченный под уздцы Алексеем Барковским конь стал. Предатели не успели сообразить, в чем дело, не успели схватиться за оружие, как вынуждены были выполнить приказ Кузьмы Черненко — поднять руки. Их разоружили и на той же подводе доставили в партизанский лагерь. На допросе Никитин и Пухтунов всячески выкручивались, старались уйти от ответственности, пытались оправдать свои злодеяния тем, что действовали не по своей воле, а по приказу немецкого коменданта и полевой жандармерии. Партизанский суд приговорил их к высшей мере наказания.