У Троицы окрыленные

Я пишу об этом потому, что в наше время многие думают: «Раз батюшка плохой, то и в Церковь не пойду, лучше дома помолюсь». Это самое настоящее бесовское наваждение. Оно гибельно. Оно ведет к самому страшному – сатанинской гордости, когда теряется вера сначала к одному, потом к другому, к третьему, а затем ко всем священнослужителям. «Все они такие стали хапуны, да обжоры, да пьяницы», – так вот и говорят. А неверующие еще больше смеются над Святой нашей Церковью Православной. А сатана прыгает от радости. Сохрани Господи каждого от такого состояния! Лучше в смирении прийти в храм Божий, какой бы батюшка там ни служил. Прийти да встать в уголочек, да помолиться, поплакать о своих грехах и о грехах всех людей. И о том особенно поплакать, что времена-то стали какие! Соблазнов сколько везде, даже в храме Божием! О батюшке лучше помолиться, чтобы Господь его исправил, образумил, сделал хорошим и добрым пастырем. Вот такая смиренная молитва будет угодна Господу, и Церковь наша Святая будет крепнуть, объединяться, сплачиваться.

Я отвлекся немного от главной темы. Но считаю это тоже немаловажным. Потому и написал об этом в связи с воспоминаниями о богослужении отца архимандрита Вениамина.

Как он служил! Как трепетно, как благодатно! Собранный, сосредоточенный, просветленный. Голос проникновенный, возгласы ясны, слова прочувствованны. Движения плавны, благоговейны. Чудилось, будто светлые благодатные волны, как легкие воздушные облака, плывут, плывут из священного алтаря в народ, расходятся, растворяются, как благовонный фимиам, по всему храму, и… сердце чувствует неизреченную радость, блаженство. Вот так служил отец архимандрит Вениамин. А служил он часто – каждое воскресенье и каждый праздник.

Хочется рассказать еще о том, как он, обратясь к народу, говорил проповедь или отпуст. Проповедь он говорил всегда с крестом, по окончании Литургии. Подняв крест над самым лицом своим, он говорил слово. Впечатление было непередаваемое. Через крест с Распятием Христа лилась дивная богодухновенная речь. Лицо архимандрита Вениамина светилось каким-то тихим сиянием. Ясный и звучный голос, баритон, волнами расходился по храму и слышался в каждом уголке и… в каждом сердце.

В те годы (1948–1950) собственного храма Духовная школа не имела, поэтому на службу ходили в лаврские храмы. Семинаристы и студенты Академии в храм шли рядами по два человека. Это было довольно трогательное зрелище. Верующие смотрели на пеструю (костюмов специальных тогда еще не было) длинную цепочку, и умилялись душой, и плакали.

Отец Архимандрит жил в лаврской келии. Это был небольшой уголок с бедной обстановкой. В переднем углу – много икон, горит неугасимая лампада. Небольшой стол, стул, книги и кое-что из необходимых вещей и принадлежностей. А внутренняя келейная жизнь, ночные молитвенные часы, слезы – кто их может описать? Кто их видел? Кому они ведомы?.. Да, можно не сомневаться, что малая и убогая келейка много видела тайных подвигов, сокровенных трудов, Богу одному ведомых, которые совершал архимандрит Вениамин в тиши глубокой ночи. Утром его всегда можно было видеть идущим на братский молебен, собранным, с несколько бледным, строгим лицом. А затем шел он в Духовную школу, чтобы вновь и вновь отдать все свои силы на великое дело воспитания молодых пастырей.

Отец Вениамин занимал кафедру Пастырского богословия – предмет довольно трудный, сложный, тем более что по этому предмету было очень мало пособий. Отец Архимандрит вел свой предмет умело, с любовью. Студенты Академии всегда его слушали с захватывающим интересом и вниманием. Читал он свои академические лекции, сидя за кафедрой. Лицо освещала добрая улыбка. Речь лилась плавно, четко, а лекции имели аскетический уклон и были необыкновенно увлекательными. Студенты их любили и слушали с затаенным дыханием. После отца Вениамина остался сборник лекций по Пастырскому богословию. Читал я их. Чудесные лекции. Глубокие, прочувствованные, душевные. Думаю, что, питаясь дивным содержанием этих лекций, многие, многие студенты стали теперь добрыми пастырями и выполняют успешно, во славу Божию, свой великий пастырский долг.