У царя Мидаса ослиные уши

Лалага уже хотела поворачивать к Портосальво, но кузина настояла на высадке. На месте лагеря ещё виднелись следы пребывания трёх друзей: кусты с обломанными ветками, раковины от мидий и моллюсков, аккуратно сложенные под куст можжевельника вместе с ореховой скорлупой и несколькими пустыми банками из-под сардин в масле... На безопасном расстоянии от иссохших зарослей репейника, который и дал название острову, в небольшой ямке в песке прятался очаг, где приятели готовили еду. Сейчас его покрывал толстый слой пепла.

Тильда с яростью, какой Лалага в ней и предположить не могла, принялась пинать и раскидывать камни, окружавшие очаг.

– И это после всего, что я из-за него пережила! – в бешенстве кричала она. – Я могла бы сейчас быть в Плайямаре, а не на этом чёртовом острове! Ела бы сейчас мороженое на набережной вместе с подругами! Ненавижу! Из-за него я всё лето проведу одна, как шажка подзаборная!

– Но есть же я, – не смогла смолчать Лалага, обиженная за Серпентарию: уже второй раз за день её называют «чёртовым островом», а ведь это совсем не так!

– И что с того? Ты мне не подруга, а всего лишь кузина.

Глава десятая

На следующий день Ирен выпустили из заточения. Лалага сразу рассказала ей историю о капитане, танцах и предательстве, получив в ответ спокойствие, внимание и сочувствие, которых так и не дождалась от Тильды.

Вот же глупость: Ирен, оказывается, вовсе не была влюблена в лейтенанта, а танго с ним танцевала, только чтобы ему угодить.

– Мне вообще не нравятся такие старики.

Так что её побили и наказали совершенно ни за что.

– В общем, хватит на этот год и мужчин, и влюблённостей! Слишком уж с ними много сложностей, – изрекла, наконец, Лалага с облегчением, пусть даже и смешанным с некоторой толикой сожаления.

Тильда, казалось, немного успокоилась. На пляже с тётей, кузенами, кузинами и семейством Ветторе она вела себе умеренно вежливо, но от сестёр Лопес старалась держать подальше, используя для этого всю свою едкость и весь свой сарказм. После обеда она снова стала в одиночку гулять по пустошам с книгой под мышкой, а закончив «Преступление и наказание», сразу принялась за другую книгу того же автора с непроизносимым именем. (Название «Униженные и оскорблённые», как считала Лалага, обещало ей вместо утешения только дополнительную порцию соли на раны.)

Единственное изменение, показавшееся её тёте подозрительным или, скорее, достойным осуждения, заключалось в том, что Тильда перестала так уж сильно заботиться об элегантности и могла три дня подряд ходить в одной и той же полосатой рубашке и шортах.

Она теперь приходила домой полдничать и после оставалась в компании близнецов, не пытаясь присоединиться к старшим девочкам. Лалага сдалась и больше не ожидала от кузины дружбы. Видимо, разница в возрасте – совершенно непреодолимое препятствие, утешала себя она. К счастью, у неё была Ирен.

Тильда же, выйдя однажды вечером с близнецами и нянями за ежевикой, своей весёлостью, остроумием и дружелюбием совершенно завоевала сердце Зиры. Теперь младшая из нянь ловила каждое её слово, копировала её причёски и даже попросила одолжить какую-нибудь лёгкую книгу, чтобы почитать, когда Пикка и Тома отдыхают после обеда.

Форика, напротив, по-прежнему смотрела на Тильду с подозрением и недоверием. Оставшись наедине с сестрой, она предостерегла её против «этой бесстыжей облизяны». Под «облизяной» она, конечно, имела в виду обезьяну, что ужасно возмутило Зиру, пламенно защищавшую объект своего обожания.

Так прошла ещё неделя. Близился конец июля. У некоторых отдыхающих скоро закончится отпуск, они вернутся на «большую землю», а им на смену придут другие семьи, которые поселятся в тех же домах. Но большинство всё-таки останется на Серпентарии до конца лета.

Однажды вечером, уже устроившись в кровати и погасив свет, Тильда вдруг повернулась к Лалаге и тронула её за плечо:

– Мне нужно тебе кое-что сказать.

– Ну скажи.

– Тебе скоро придёт письмо. От Джорджо.

– Ты с ума сошла?

Тильде пришлось нырнуть под простыню, чтобы подавить смешок.

– Разумеется, оно для меня. Ты должна отдать его мне, не открывая.

– Не понимаю. Почему это я его получу?

– Тьфу ты! Почему бы тебе его не получить? Он же не может написать мне, иначе твоя мать что-нибудь заподозрит. Допустим, она его перехватит, откроет и прочтёт. И всё узнает.

– Что – всё? Вы разве не расстались?

– Расстались. Но теперь снова помирились.

– Как так?

– Я ему написала и извинилась. Сказала, что прощаю его за Франциску. Смотри, Лала, теперь я знаю, что он меня любит, и не собираюсь больше его отталкивать. Мы просто обязаны помириться. Так что позавчера я написала ему письмо, и он, конечно же, ответит в понедельник. Я посоветовала ему указать на конверте твоё имя, а в качестве отправителя Сандру Паскуали – кажется, так зовут ту твою одноклассницу, что по воскресеньям заходит за тобой к бабушке, чтобы вместе сходить в кино?

– Сандра мне никогда не пишет. Она не моя одноклассница и вообще не из интерната.