У убийц блестят глаза

Дональд Гамильтон У убийц блестят глаза

Глава 1

Утром я проснулся без пятнадцати шесть, разжег походную печку и спустился к ручью за водой. Для того чтобы зачерпнуть ее, пришлось взломать образовавшуюся за ночь корку льда. Наверху, в кемпинге, молодежь уже соорудила большой костер. Я позавидовал – газолиновая печка вещь удобная, с этим не поспоришь, но не согревает, пока ты готовишь на ней завтрак. Впрочем, мне никто не запрещал тоже развести костер. Бекон своей твердостью напоминал дерево, содержимое промороженных яиц плюхалось на сковородку желеобразными шариками.

Мужчина средних лет из припаркованного чуть ниже меня трейлера, проходя мимо, остановился поговорить. С чуть наигранным старанием он поежился от холода.

– Если бы нас загнали сюда в армии, мы бы изо всех сил выражали недовольство. Люди способны черт знает на что ради приключений и оленины. Вы один? Спускайтесь к нам, жена готовит завтрак.

– Спасибо, но я уже начал готовить свой, – поблагодарил я.

– Ну, желаю удачи.

– И вам того же.

Я сидел на бревне и ел яичницу со сковородки. Не знаю, по какой причине человек, путешествующий в одиночку, всегда обходится самым малым. В прошлом году, 1954-м, помню, у нас с собой была большая палатка Джека Бейтса и складной стол со стульями Ларри Деври, а самый ранний завтрак не обходился без фруктовых соков, горячих булочек и прочих вкусных вещей.

Но в это утро Джек и Ларри путешествуют далеко отсюда, с ними находятся еще двое парней из Проекта, а я здесь, сплю на земле и ем с колена.

Они сейчас, наверно, уже пьют вторую чашку кофе и беседуют, как обычно, обо всем сразу – ружьях, игре, сексе, физике, политике, безопасности – с обязательными историческими отступлениями: воспоминаниями о прошлых днях. И разумеется, последуют сочувственные замечания о “бедном Греге”, который так тяжело переживает случившееся, после чего наступит короткое молчание в знак уважения к чувствам друга, потерпевшего неудачу в браке.

Поморщившись, я встал, налил воды в сковородку, чтобы отмокала, потом свернул спальный мешок и набросил на него плащ-палатку на случай, если пойдет дождь, хотя и маловероятный в это время года.

Двое парнишек, те, что остановились выше, проехали мимо в основательно потрепанном джипе и помахали мне.

– Удачи, приятель! – крикнул один из них, сидевший с моей стороны.

– Оставьте мне самого большого! – крикнул я в ответ. Где-то вдалеке прозвучал выстрел. Взглянув на часы, я отметил его незаконность – оставалось еще двадцать минут до официального рассвета. Я налил себе еще кофе. Олень подождет. У меня не было ни малейшего желания в эти минуты забираться за изгородь даже в машине. Подожду, пока не станет достаточно светло, чтобы люди видели, в кого они стреляют. В это время года в лесу полно безумных охотников.

Я наблюдал, как ширится светлая полоска над горным гребнем за ручьем. Неясные пока очертания сосен на склоне горы напоминали зубья расчески. Где-то в той стороне был Лос-Аламос, откуда я приехал. В этом районе в наши дни невозможно и двух шагов пройти, чтобы не натолкнуться на атомного гения. Впрочем, грех жаловаться, – и эту работу надо где-то и кому-то делать. Хотя после случая с японскими рыбаками неподалеку от острова Бикини и истории о последних испытаниях в Неваде, получивших шумную огласку благодаря газетчикам, озабоченным последствиями радиоактивности, наша профессия, вероятно, больше не кажется такой притягательной и романтичной местному населению, как было в те времена, когда никто не догадывался о том, что за чертовщиной мы занимаемся на самом деле.

Кажется, день будет чудесным: на небе – ни облачка. Можно много критиковать природу этой части Соединенных Штатов, и я наслышался о ней достаточно нелестных слов критики за те три года, что был женат и жил здесь, но никто не может пенять на здешний климат, разве что пыли многовато в некоторых местах.

Наконец я сел в машину, выехал из кемпинга, свернул направо, проехал по гравийной дороге с милю вверх, снова повернул направо к старой лесной дороге, которую нашел еще вчера. Она была малопроходима, и моему шикарному “понтиаку” с откидным верхом явно приходилось несладко, но я его не слишком жалел, мне никогда не нравилось это кремово-голубое совершенство. Как во всех новеньких автомобилях – в нем слишком много блеска, он вызывал желание держать его под стеклом в дамской спальне. И зачем столько излишеств? С каких это пор я стал таким беспомощным, что не смогу сам переключать скорости?