У Вечной реки

— Мы расстаемся сегодня, но не думаю, чтобы это вас огорчало. За разлуку не принято пить… Я хочу выпить за встречу — за ту, которая будет совсем не такой, как первая. И тогда в минуту прощания мы все пожалеем о том, что приходится расставаться. За то, чтобы мы встречались только за этим столом! — и он залпом осушил свой бокал, полный до краев.

Смеясь, Эжен последовал его примеру. И только граф хмуро смотрел в сторону, не притрагиваясь к вину. Это не могло укрыться от пытливого взора короля. Он нахмурился, но морщины его тотчас разгладились и уже не указывали на то, что он сердится.

— Выпейте, граф, в знак примирения, — предложил миролюбиво и добавил, глядя юнцу прямо в глаза: — Уймите свою гордыню…

— Выпей, Робер, — с тревогой в голосе сказал юный король. — Не приказываю, но прошу. Не врагом ты должен уйти из этого дома!

— Повинуюсь, мой государь, — сдержанно ответил молочный брат и поднес кубок к губам, глядя на Бернара так же пристально, как тот только что смотрел на него: — Врагом не буду, но другом быть не обещаю.

— Спасибо и на том, — усмехнулся король. — Быть может, со временем мы добьемся от вас большего.

И как гостеприимный хозяин принялся потчевать гостей изысканными яствами, от которых, вопреки мрачному своему настроению, не отказался и граф Робер.

Но вот закончена совместная трапеза, и оседланные кони ждут у ворот, и настало время проститься. Все уже сказано, и больше тянуть нельзя, а Эжен все медлит, словно ждет кого-то, и смотрит на окна замка. И любопытные слуги переглядываются между собой…

Но догадался обо всем Бернар и улыбнулся понимающе-мудро. И предложил в последний раз прогуляться по саду. В одиночестве. Робер пока подождет.

«Господи, какой он еще ребенок! И полюбил ребенка,» — подумал с неожиданной грустью и, не доверяя никому деликатную миссию, сам поднялся в комнаты дочери — разбудить ее и сказать, что Эжен уезжает.

* * *

А Эжен ждал у фонтана, благодарный отцу Элианы за эту последнюю милость. И клятвы, которые еще вчера казались ему ребячеством, сегодня обрели новый смысл. И когда за спиной зашуршали складки платья, он оглянулся не без волнения. И милое заплаканное личико прижалось к его груди.

— Уезжаешь… Так скоро! Я буду скучать без тебя… Нагнись, — попросила она сквозь слезы, и Эжен послушно опустился на одно колено, — со стороны это выглядело трогательно и, пожалуй, немного забавно. А Элиана уже одевала ему на шею тонкую цепочку с изящным золотым медальоном. — Это на память. Чтобы ты не забыл, — сказала, будто прочла его недавние мысли и упрекнула за них.

Эжен долго смотрел в доверчивые светлые глаза, хотел поцеловать, как раньше, пушистую головку, но не посмел, только пригладил ладонью золотистые пряди и, сняв со своей руки тяжелое кольцо с вензелем, надел его на худенький пальчик девочки.

— До свидания, моя принцесса, — тихо вымолвил он и поцеловал ей руку почтительно и серьезно.

— До свидания, мой рыцарь, — печально и строго откликнулась Элиана, но стойкости ее хватило ненадолго: слезы опять покатились из глаз.

И Эжен понял, что если не уйдет отсюда немедленно, то уже не уйдет никогда. Он порывисто поднялся и, не оглядываясь, побежал туда, где ждал верный Робер, мысли которого о своем короле в тот момент вряд ли можно было назвать верноподданническими. Впрочем, и его можно понять…

Наконец, массивные ворота открылись, подъемный мост с грохотом опустился, два всадника выехали из замка и понеслись во весь дух, опьяненные ветром свободы. Только проскакав несколько миль и порядком уморив лошадей, они сбавили аллюр, а потом и вовсе пустили коней шагом. До границы было еще далеко, а до замка Эжена — подавно, но юноши чувствовали себя так, будто их дом совсем рядом, за ближайшим поворотом дороги. Они не были больше пленниками, и голова приятно кружилась — то ли от радости, то ли от выпитого вина.

Ехали рядом, молча. Граф чуть впереди. Эжен сперва любовался окрестностями, потом скользнул случайным взглядом по медальону, который забыл спрятать под камзол, и стал с интересом его разглядывать. Но причудливый узор на крышке не долго его занимал. То, что он увидел внутри, поразило юношу куда сильнее: с миниатюрного портрета, как живая, смотрела Элиана, и, кажется, именно теперь он понял, как далеко зашел. Наверное, он изменился в лице, потому что Робер, оглянувшись, спросил удивленно:

— Что с вами, мой государь?

— Кажется, я сделал большую глупость, — со смущенной улыбкой признался Эжен.

— Какую? — тревога метнулась в глазах графа, он резко осадил своего скакуна.

— Я обручился, — просто ответил ему король и засмеялся — быть может, над ошеломленным Робером, а скорее всего — над самим собой.

Он пришпорил коня и ускакал далеко вперед, предоставив брату возможность выразить свое мнение вслух без свидетелей, но граф сокрушался в основном про себя, и только хмурый вид выдавал его горькие мысли.

* * *