У великих истоков

— Смотрите! Лапти-то все висят на дереве! — возбужденно говорит Киселев. — Я заприметил их, когда шли здесь с Новгородским полком. На ветке покачиваются. Посмотрел — дырявые. Так и остались… В бою ни нам, ни им не нужны. Может, сбросить, чтоб не мозолили глаза?

— Не сейчас. В другой раз, когда будем посвободней…

Казалось бы — мелочь. А вот запомнилась эта картинка, не просто запомнилась — отчеканилась в мозгу. И через год внезапно всплыла перед глазами во время словесной стычки с меньшевиками у паровозников в сборочном цехе.

Было это в Харькове, когда вновь подняли голову враги, почуяв подмогу.

Истошным голосом вопил какой-то человечек о наших промахах, о продразверстке, о голодухе и льющейся крови.

Отвечая ему, я начала с привета от володарцев. Напомнила о нашем наступлении, о боях, об озверелом белом воронье, оставившем после себя только заброшенные на дерево дырявые лапти, не нужные в бою ни им ни нам, да еще таких вот говорунов, как тот, что выступал передо мной. То и другое давно пора смахнуть, чтобы не мешало людям.

Сравнение попало в точку. Интеллигентик запищал, что про лапти я все выдумала, но был осмеян. А смех, как известно, разит подобно пуле.

* * *

Приехали в Зуру. Николая Кузьмичева дома не оказалось: уехал на сход в соседнюю деревушку. Нас тепло встретила его хозяйка — учительница. Вскоре пришел и телеграфист. Это — вся местная интеллигенция и вся русская колония в удмуртской деревне.

Телеграфист — сторонник большевиков. От него узнали, что на деревню был налет. Белые подожгли Совет: искали Кузьмичева. О телеграфисте они не знали, а он в это время отстукивал донесения в Игру, Дебессы, Чепцу. Мальчишки, организованные учительницей, разнюхали, как расставлены караулы. Наспех организованному отряду володарцев оказалось нетрудно взять живьем всю банду.

Через руки телеграфиста проходят все донесения. Он знает положение на фронте. Довольно близко познакомился с володарцами — они несколько раз стояли в Зуре.

— А последнее нападение! Только подумать… Чего стоил один бой у Игры, переходивший в рукопашную! Мне телефонисты передавали, как дрался Лунц. Сначала руководил боем, потом сам лег к пулемету. А выбыли из строя санитары — стал таскать раненых. Отнесет раненого — и снова впереди. Гимнастерка пропиталась кровью, потом так и не смог отстирать… В общем, отбили они неприятеля. А дальше не пошли. «Игру, говорят, не отдадим. Здесь и стоять будем, пусть другие в обход идут. Наше дело — белых вперед не пускать, а наступать нам нельзя. Кругом леса, разве здесь развоюешься?..»

Так мы узнали «общественное мнение» о володарцах, еще не доехав до Игры.

4

В Игре нам салютуют посты. Навстречу в облаке пыли мчатся… гусары!

Интересные ребята — «гусары» володарцев. Одно сочетание слов чего стоит! А вышли они в «гусары» таким образом. Полк спешно формировался в Луге. Для разведки организовали конную сотню, набрали лошадей. В интендантстве нашли заготовленное впрок обмундирование гусарского полка — синие куртки, красные рейтузы, белые шнуры зигзагами через всю грудь. Охотников отыскалось множество. Сформировали отличную часть в сто сабель. Произошло это, когда на севере не было и речи о формировании конных частей. «Гусары» володарцев были единственными кавалеристами на весь район.

Питерские пролетарии быстро овладели кавалерийским искусством. Взводные командиры подобрались из солдат царской армии — разведчики, рубаки, буйные головы.

В полку «гусары» задавали тон остальным. К пехоте относились «по традиции» свысока, но командира полка пехотинца Лунца побаивались не на шутку.

«Гусары» встретили нас радушно. Показывали, как укреплена Игра, рассказывали о боях на прошлой неделе, не умолчали о потерях.

А вот и Лунц. В полку он недавно. Прежний командир снят за неподчинение боевому приказу. Володарцы относятся к новому командиру настороженно-выжидательно. Необходимо время, чтобы завоевать авторитет, стать истым вожаком полка, чтобы бить наверняка.

Лунц — товарищ моего брата Исаака, командира бригады, павшего под Симбирском. Отношения у нас отличные. Журю его за неосторожность в бою, ехидно рассматриваю плохо замытые пятна крови на спине.

— Откуда знаете?

— Так, сорока на хвосте…

На конях объезжаем линию обороны. Целая система окопов, три ряда проволочных заграждений, артиллерия хорошо замаскирована — неприятельскому наблюдателю не нащупать; но в случае нужды и вывезти орудия не так-то легко.

— Что это у вас, товарищи, позиционная война? Окопались отлично! Видно, стоять здесь полагаете до второго пришествия?

Лунц огорчен, сопровождающие нас командиры возмущены — они ожидали возгласов восхищения. Немного замявшись, вперед выступает командир «гусар»:

— Товарищ комиссар дивизии должен знать: наша цель — удержать Игру. Другой дороги для ижевцев на север нет, а через нас им не прорваться.

— А мне кажется, даром затрачено много сил и времени. Отбив наступление, надо было гнать врага, а не окапываться подобно кротам.

Лунц вспыхивает, но, учитывая настроение окружающих, сухо козыряет:

— Слушаю, товарищ комиссар!