У Великой реки. Поход

Второй повернул следом, но я уже встал на колено, уложил карабин на крыло машины, поймал его в перекрестье оптики-двукратки, взял упреждение, потянул спуск СВТ-К. Бабахнуло, толкнуло в плечо, вылетела кувыркающаяся гильза. Родившаяся из облачка прозрачного дыма и тусклой вспышки остроконечная пуля рассекла пространство между нами, ударила противника в середину головы, выбив фонтан костей и крови, выронила из седла мгновенно обмякшее тело. И освобождённый от груза конь поскакал следом за напарником, уносящим раненого в чашу леса.

Я выстрелил следом раз, другой, третий, но толстые стволы деревьев закрыли спину уходящего, приняли на себя пули, спасли его. Всё. Отстрелялись. Я поднялся, огляделся.

Маша, Лари — целы. Как урядники во второй машине? Стрелок, сидевший справа, цел, а водитель свалился грудью и лицом на кольцо руля, и кровь из выбитой глазницы стекает ему же на колени. Погиб. Холодный груз. Его товарищ пытается аккуратно переложить тело на сиденье. Я потом посмотрю, что с ними, сначала проверю тех, в кого стреляли мы. И кто стрелял в нас.

С моей стороны на земле валялись три человека. Лошадь, которой в грудь попала пуля сорок четвёртого калибра, была ещё жива, но лежала тихо, лишь косила большим глазом на меня. В глазу застыли боль и тоска. Время от времени она пыталась поднять голову, но опять роняла её в пыль. Лежащий под ней человек в форме зуава не шевелился. Пуля из карабина урядника угодила ему в шею, пробив артерию. Он лежал в луже крови, пропитавшей дорожную пыль вокруг него. Выглядело так, будто кто-то ведро красной краски расплескал.

Тот, в которого я выстрелил первым, тоже был мёртв. Ему хватило пули в грудь — пробило сердце, скорее всего. А тот, которому я стрелял в плечо, был ещё жив, хоть и в шоке. Лежал на спине, зажимая ладонью рану, смотрел на меня, как будто не понимая, что происходит. Не жилец. Я стрелял раскрывающейся пулей своей собственной конструкции и отливки, трудоёмкой в изготовлении, но оставляющей страшные раны[65]. Такой его рана и была — вздутой и рваной. Кровь из неё выплёскивалась толчками, ещё минута — и начнётся агония, никакая перевязка такого потока не удержит. В качестве пленного не подходит — не довезём.

— Ну извини, — сказал я, приподнял ствол карабина и выстрелил ему в висок.

Голова раненого дёрнулась, рука отвалилась от раны, он затих. Песок начал промокать кровью. Затем я добил раненую лошадь. А потом пошёл на противоположную сторону.

Там было почти то же самое. Раненую лошадь добили без меня. Уронив всадника, она отбежала всего на десяток шагов, после чего свалилась, забившись в агонии. Её седок лежал в траве лицом вниз, в спине два рваных выходных отверстия. Его тоже урядник свалил, стрелявший сзади. Хороший стрелок.

Ещё один лежал, глядя в высокое голубое небо над вершинами сосен, уставившись в вечность остекленевшими глазами. Пулевая рана была у него точно посреди лба. Это уже Лари. Быстро она успела.

А человек в форме младшего унтер-офицера был жив. В него даже не стреляли. Он лежал на земле, зажимая руками лицо, рассечённое ударом двухвостого латига, но умирать не собирался. Лари, сбившая его с седла неожиданным ударом, стояла над ним и время от времени пинала его ногой, стараясь угодить под рёбра. Развлекалась, кажется. Тот охал и корчился. Кнут вился змеёй в пыли рядом, свисая из её руки. А что поделаешь? Тифлинги всё же полудемоны, а не полуангелы. В списки «Существ добра» их никто и никогда не вносил, и нет ни малейшей надежды, что внесут в будущем.

Как бы то ни было, но спасла нас демонесса. Запудрила мозги противнику, отвлекла, сбила с седла их командира, застрелила ещё одного. Нам всем впору в попу её целовать по очереди, невзирая на то, в каких она списках числится, а в каких — нет. Подходить по одному, нагибаться — и целовать. Если бы не она, то эти самые лжезуавы ходили бы между нашими телами, выбирая, кого добить, а кто за пленного сойдёт. Не успели бы мы огонь открыть без её помощи, свалили бы всех нас.

Потом я выяснил, что за капюшон и воротник меня никто не дергал. Винтовочная пуля прошла в сантиметре от моей сонной артерии и застряла в передней стенке кузова машины. Повезло. А ещё повезло в том, что я догадался соорудить этот щит из бруса со стальным листом массой почти в центнер. А то сейчас бы струйки бензина из бочек пальцами затыкали, ожидая, когда рванёт.

Я подошёл к валяющемуся в пыли пленному, присел возле него. Кровь сквозь пальцы текла не сильно, но досталось ему здорово. Страшная штука этот тифлинговский латиг со своими концами, подобными сужающимся к концам цепочкам с плотно входящими друг в друга звеньями, да ещё и с острыми гранями. Особенно если им вот так, умеючи, наподдать кому-то.

— Извини, — сказал я, отстранив Лари от её жертвы.