Читаем У войны жестокие законы полностью

До штаба полка я прошлепал по болотной жиже всю ночь. Все боялся заблудиться. Ночь выдалась темной. Под каждым кустом и за деревьями мне мерещились немцы. Один раз даже выпустил из карабина целую обойму. Но в ответ никто не выстрелил.

На мне была вся солдатская амуниция — карабин, патроны, противогаз, вещмешок, гранаты. Приходилось частенько отдыхать. Один раз я присел на что-то мягкое. Тронул рукой — труп! И рванул от этого места.

Штаб полка располагался на сухом берегу Волхова, на месте, где раньше стояла деревня Бор. Заявился я туда только под утро. И — сразу к комполка. Тряслись поджилки. Быть расстрелянным своими — нет ничего худшего на свете!

Подполковник долго смотрел на меня, очевидно, решая, что со мной делать. Перед ним стоял навытяжку худой молоденький солдат. Совсем мальчишка еще! В чем только душа держится?!

— Прибыл, говоришь?! — наконец, сказал он. — А ты знаешь, что тебе полагается за твой фокус?

— Так точно, товарищ гвардии подполковник! Расстрел…

Он не ответил. Потом повернулся к старшему сержанту, видимо, своему адъютанту:

— Накорми его, Иван Михайлович, досыта и отправь обратно. — И снова ко мне: — И чтобы больше не спать на посту! Еще раз уснешь, отправлю в штрафную! А если бы ночью немец атакой пошел?!

— Виноват, товарищ гвардии подполковник! — Я еле сдерживал дрожь в коленях.

Иван Михайлович Сурин, адъютант подполковника, оказался уральцем. Он в точности исполнил приказ: так насытил меня, что я всю обратную дорогу отпыхивался. Сейчас, когда мы встречаемся с Иваном Михайловичем, оба смеемся. А тогда…

Весна и лето сорок второго были для нас «жаркими». Второго мая немцам удалось-таки нанести по батарее бомбовый удар. Дорого он нам обошелся. Были убитые, раненые, две установи? выведены из строя. Но батарея продолжала жить и играть погребальную музыку для сотен фашистов. Немцы так и не опрокинули нас в Волхов, хотя занимали более выгодные позиции. Наши войска, поддержанные огнем гвардейских минометов, сумели вырвать из окружения тысячи бойцов и командиров Второй ударной. Это были измученные, изможденные, вконец отощавшие люди. Их ветром качало.

Да, дорогой ценой заплатили ленинградцы и волховчане, да и весь наш народ за предательство Власова! Чтоб ему ни дна, ни покрышки! Сейчас, когда мы, оставшиеся в живых однополчане, собираемся вместе, нет-нет да и возникает между нами невеселый разговор о нашем первоначальном неумении воевать.

Что ж, спору нет, воевать мы учились на ходу. Недостаточная военная подготовленность командиров «с гражданки», медленная перестройка мышления строевых офицеров, необстрелянность молодых бойцов — все это нередко приводило к неоправданным решениям, жертвам и потерям. Все ото так. Но надо учитывать и другое.

Разве можно было, к примеру, заранее составить инструкции о том, как действовать реактивным установкам в условиях бездорожья и болотистой местности? Жизнь показала: какую бы совершенную предфронтовую подготовку ни проходили бойцы и командиры, война неизбежно вносит во все свои поправки. Вот почему при первой же возможности, в перерывах между боями, все наши огневики и управленцы учились. Учились всему, а главное — взаимозаменяемости.

Мы, управленцы, — связисты, радисты, разведчики, были расписаны по боевым расчетам «катюш» и, когда требовалось, выполняли обязанности заряжающих, наводчиков. В свою очередь, огневики могли заменить нас, управленцев. О комсоставе и говорить нечего. Тут дело поставили так, что каждый способен был заменить вышестоящего начальника и наоборот. Словом, наука побеждать давалась нам и потом, и кровью.

Не могу не сказать о тех, под чьим началом мы выстояли на плацдарме. Не имею права! Это прежде всего командир нашего 233-го дивизиона Наум Исаевич Свидлер. Для всех нас он был не только командиром, но и самым уважаемым человеком. Чего греха таить, имелись у нас и такие военачальники, которые больше нажимали на голосовые связки, по делу и без дела размахивая перед носом подчиненных руками и пистолетом. Майор Свидлер был человеком совершенно другого склада. Никто из гвардейцев не помнит случая, чтобы он на кого-то накричал.

Так же впоследствии зарекомендовали себя наш новый молодой комбат старший лейтенант Виктор Ефимович Слободин, начальник связи полка капитан Сергей Николаевич Чертков, пиротехник батареи Виктор Михайлович Катонцев, комиссар батареи политрук Плетнев и многие, многие другие. Под командованием именно таких офицеров мы научились на болотистом плацдарме всему, а главное — выносливости и стойкости.

Перейти на страницу:

Все книги серии Уральский следопыт, 1985 №11

Похожие книги

Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное