У ворот зла

И не то чтобы Скиру особенно беспокоила участь джунглей и обитавших там остатков расы, сохранившейся с тех времен, когда еще не было человека. Скиру больше беспокоили Черные Королевства, где полным-полнешенько (по крайней мере, так она слышала) свирепых воинов, для которых горстка вылезших неизвестно откуда чудовищ станет не более чем обычным кровавым игрищем.

Но сильнее всего Скира опасалась за отца. Неудача с Воротами подхлестнет чародея на самые безрассудные поступки, а может быть, и вообще столкнет в пропасть безумия. И девушка ничего не могла сделать, чтобы предупредить это несчастье. Конечно, если отец сойдет с ума, она сможет ухаживать за ним или даже попытается вылечить. Но для этого сначала надо остаться в живых.

Скира понимала, что в скором времени ей грозит одиночество. Надеяться тогда можно будет лишь на собственные силы, а ведь они не так и велики. Или на милость пиктов, народа, среди которого слово сродни ругательству. Предвидя подобный исход, Скира принялась усиленно готовиться, чтобы встретить неизбежность судьбы во всеоружии. Она собирала все необходимые ингредиенты и повторяла мысленно заклятие, которое выучила.

Основные проблемы были у нее теперь с травами и мазями. Во-первых, их трудно было незаметно похитить из запасов отца в нужных количествах. Он непременно бы заметил. Позднее, примерно через год, если сохранится мир с племенем Совы, она сама сможет собирать травы. Однако сейчас племя Совы не охраняет территорию Лизениуса. А весна уже не за горами.

С помощью богов (Скира помянула всех богов, кроме Сэта) за короткое время она могла бы усовершенствоваться в искусстве изменения формы. А если времени ей будет отпущено недостаточно, она встанет перед выбором: либо навсегда принять форму животного, либо остаться человеком, но тогда иметь дело с яростью отца.

Кроме того, оставалась опасность, что отец принесет ее в жертву Сэту.

Со временем Конан начал недоумевать - не тянется ли долины Мертвого Слона аж до самых земель народа суба, а то и до самого моря. Они с Кубванде прошли уже, наверное, достаточно, чтобы пересечь один из небольших туранских городов или какое-нибудь крохотное государство какого-нибудь торгового принца в Аргосе.

Наконец трупная вонь от побоища осталась позади. Сейчас, когда солнце поднялось высоко, вонь должна была стать уже совершенно нестерпимой. Теперь солнечный диск сверкал высоко, выше крон самых высоких деревьев, испаряя последние обрывки тумана, протянувшегося ночью из джунглей, и пробуждая дневных птиц и зверей, чьи голоса добавились к звукам джунглей. Голоса птиц и зверей звучали все громче, до тех пор, пока Конан от этого шума перестал слышать свою собственную поступь и вынужден был повышать голос, чтобы Кубванде мог его слышать.

Конан заметил, что, поблизости не было видно других бамульских воинов. Даже отпечатков их следов на земле осталось мало. Следы бамульских воинов легко было отличить от следов деревенских жителей. Деревенские носили сандалии, которые оттопыривали большой палец от остальных четырех. Кубванде и киммериец далеко уже ушли вперед от друзей, которым могли бы понадобиться, если те встретят неприятеля.

Они шли и шли, не встречая ни друзей, ни врагов. Шли столько времени, сколько понадобилось бы искусной танцовщице в хорошей таверне, чтобы полностью освободиться от своих одежд во время танца. За это время они добрались до той части селения, где хижины клином уходили глубоко в джунгли, вернее, в небольшую рощицу, выросшую на месте какого-то старого пепелища.

Здешние хижины были приземистыми и грубыми. Некоторые полностью лишены стен - просто крыша, крепящаяся между двумя большими деревьями. Поля здесь были неухоженными.

В этих землях Конану уже приходилось видеть подобные деревни, где дикие звери вплотную подбираются к человеческому жилью. Младенец или подросток, рабыня или даже младшая жена, угодившие в лапы леопарда, - здесь самое обычное дело. В таких деревнях, как правило, царил голод. Потеря коровы или даже теленка означала катастрофу для целой семьи.

В далекой Киммерии все иначе. На мгновение Конан мыслями перенесся назад, сквозь года и мили, вспомнив ту деревню, в которой вырос. Конану приходилось несколько раз возвращаться на родину, но ни разу ему не удалось найти в земле предков ничего такого, что удержало бы от дальнейших странствий. А потом он повстречал Бэлит. Он подумал, что это добрый знак, которым боги благословили его.

Теперь Бэлит нет, а он снова бродит по миру. Самого Конана мало волновало, где и когда окончатся его бродяжничества и где он встретит свою смерть. Но в груди у доблестного варвара билось гордое сердце. Он был уверен, что ни туповатый верзила Идоссо, ни коварный интриган Кубванде не смогут прервать его неукротимую тягу к приключениям и подвигам. Уж если ему и суждено погибнуть, то в такой битве, о которой будут с благоговейным ужасом многие века петь скальды, и старики станут поучать молодняк, рассказывая легенды о великом воителе из Киммерии.