У врага за пазухой (СИ)

Не помню уже, когда кто-то так заводил. Совсем не помню, чтобы так яростно давали отпор. А о фирменных женских «по мордасам» я знал лишь понаслышке. Покойная жена изначально досталась с ангельским характером. Учительница, святая и лучшая женщина на свете. Те же, кто были после нее, предпочитали заранее кричать «Да!» и снимать трусы.

Акула, похоже, о слове «да» и не слышала.

— Только посмейте еще раз ко мне прикоснуться. Так ославлю, что позавидуете этому своему Китайцу, — оглядываясь по сторонам, угрожает Кира.

— Нет таких новостей, которые нельзя было бы опровергнуть. Не мне вам рассказывать. — Складываю руки на груди.

Даже интересно, что еще она придумает.

— Не поможет! — Самсонова бесстрашно тычет пальцем в пиджак. — Таких, как вы, я размазываю качественно. Опровержение и читать никто не захочет.

— Сделаете меня известным?

Строптивая баба заводит еще сильнее. Был бы рядом приличный отель — уже сношались бы. Как кролики! До потертостей и искр из одного места.

— Звездой! — привстав на носочки, глаза в глаза произносит Кира. — Вспыхнете сверхновой! — добавляет, задрав подбородок.

Никогда не считал серых мышек привлекательными, однако эта — чистый секс. Темпераментом бог не обделил.

— Договорились!

Пока моя амазонка не отодвинулась, притягиваю ее к груди и скольжу носом вдоль шеи. Понимаю, что веду себя, как похотливое животное. Потерпит.

— Тебе конец, — шумно выдыхает Кира.

Переход на «ты» проходит как по маслу.

— Не нравлюсь? — Вопрос-тест.

— Не твое дело!

— Значит, нравлюсь.

Ломоносов все же был прав: его акула патологически честная. Одна на миллион. А еще она хочет меня так же сильно, как я ее. Аж уши дымятся.

— Самовлюбленный павлин.

— Я тебя оттрахаю. Везде! Говорить и сидеть потом не сможешь.

— У тебя губа раскаталась. Смотри, за ширинку зацепится — порвешь.

Кира и не пытается оттолкнуть. Гордая даже в зафиксированном состоянии. Жанна Д’Арк питерского разлива, неразбавленная.

— Сдаваться будешь сразу по всем фронтам. Можешь готовить белые флаги.

— Только если ты потом на них сядешь! — Акула держится, но крылья носа вздрагивают, выдают.

— Хочешь экспериментов? — Я резко отпускаю ее и внимательно слежу за реакцией. — Будут!

Чутье не обманывает. Оказавшись на свободе, Кира будто резко мерзнет — обхватывает себя руками и жадно сглатывает.

Глава 8

Глава 8

Кира

Меня бомбит! Нет, не раздражает, не бесит — именно бомбит! В голове крутятся сплошные эпитеты: «Павлин, кобель, неандерталец!», а тело... с ним все плохо.

Телу до сиреневой звезды, что Вольский — последняя сволочь, нарцисс и бабник. Меня шкалит от желания снова дать этому гаду по фейсу и от непривычной слабости. Губы саднит, будто не целовалась целую вечность, а суетливые мурашки уже достали своим бегом туда-сюда.

Никогда не верила в глупые сказки о предающем теле и ватных ногах. Считала их бредом для романтичных девушек и одиноких женщин. Но рядом с Вольским бред начинает походить на правду.

— Спасибо за интервью, — заканчиваю я наш разговор про эксперименты и белые флаги. — Черновик статьи получите электронной почтой, — возвращаюсь к безопасному официальному тону.

— Конечно, получу.

Паршивец скалится. Нагло! Во все тридцать два, будто я сказала не о статье, а о чем-то другом.

— За машиной доберусь на такси. Не буду вас больше задерживать.

Пока Вольский насильно не усадил меня в свой бронетранспортер, включаю заднюю передачу и самым трусливым образом сбегаю из ресторана.

К счастью, у этого озабоченного самца слишком большие проблемы в штанах, чтобы гоняться за мной по залу. Никто не преследует до самой парковки. Только садясь в машину, ощущаю лопатками пристальный взгляд откуда-то сзади.

***

После такой эмоциональной встряски до самого вечера я пашу как проклятая Золушка. Разгребаю очередной завал в редакции, набрасываю черновик статьи и даже успеваю поругаться с Ломоносовым.

Главред почему-то вбил себе в голову, что он лучше всех знает, как вести расследование о делишках Китайца и у кого брать интервью. В целом это не первая подобная стычка — его страх за меня частенько мешает нам обоим работать. Однако сейчас не хочется никакого контроля и тем более плана.

— Три интервью! — тряся кучерявой головой, вещает Вася. — Больше от тебя ничего не требуется.

— Это даже делом назвать нельзя! Любой практикант справится!

— Вольский, бывший бухгалтер Бурового и его уборщик! — загибает он пальцы. — Все они согласны с тобой пообщаться. Все проверенные люди.

— Интервью с уборщиком. Смеешься? — Я закатываю глаза. — Да кому оно будет интересно?

— Уборщики и консьержи иногда знают больше, чем дети и жены. — Ломоносов поправляет очки.

— Знают они! Как бабки на лавках! Кто с кем спит и как часто бухает.

Не нравится мне упрямство шефа. Или он что-то скрывает, или это какой-то мужской ПМС.

— Кира, ты хоть раз можешь сделать только то, что от тебя требуется?!

— Могу! После того как ты расскажешь, зачем все это Вольскому! — тоже перехожу на повышенный тон.

— Да какая разница?!

— Скажи честно, мои уши похожи на сушилку для спагетти?

— Кира... — Вася сдувается.