У врат Молчания

Двусмысленность выражений философа, многозначимость китайских иероглифов - все это немало способствовало затемнению идей "Дао дэ цзина". Тем не менее в этой философской поэме можно найти места, которые исключают двойное толкование и полностью опровергают попытку изобразить Лао-цзы материалистом. Согласно его учению, познание Высшего Начала - это не исследование и не внешнее наблюдение. Мудрец созерцает Дао, не выходя из дома. "не выглядывая из окна, он видит естественное Дао". Условием "достижения Дао" является самоуглубление и духовное очищение. "Кто свободен от страстей, видит его чудесную тайну"; тот, кто достигает созерцания Божества, сливается с Ним воедино, обрета вечный покой. "Человек с Дао тождествен Дао", он как бы покоится на лоне бытия, наслаждаясь неизреченной тишиной и ощущая, как в его душу вливаетс сама Вечноcть /12/.

Вся природа стремится к этому Покою и Гармонии, ибо мир есть лишь видимое проявление сокровенного духовного истока. Нет более достойной цели дл человека, как жить с Дао, жить по его законам. Но человек извращает природу, он уклонился от истинного пути. Через всю поэму Лао-цзы проходит мысль о том, что человечество отпало от Истины, заменив естественный закон Дао своими измышлениями. Оно оказалось в плену собственных страстей. "Нет большего несчастья, чем незнание границ своей страсти, и нет большей опасности, чем стремление к приобретению богатств", - говорит мудрец. "Драгоценные вещи заставляют совершать преступления"/13/.

Люди терзаются алчностью, завистью, честолюбием. Правители угнетают народ, соперничают друг с другом, поднимают войска, чтобы захватить чужие земли. Философ обращается к царям и полководцам, кричащим о своих триумфах: "Прославлять себя победой - это значит радоваться убийству людей... Если убивают многих людей, то об этом нужно горько плакать. Победу следует отмечать похоронной церемонией"/14/.

Ухищрения, которыми китайские учители и наставники пытаются облегчить бедственное состояние страны, кажутся Лао-цзы смешными. Они создают искусственные рамки для человека и только еще дальше уводят его от святой естественности. Все эти Жэнь. Ли, Сяо есть насилие над людьми и приводят к обратным результатам. Уже одно то, что потребовалось создание этих правил и церемоний, доказывает отдаление от Неба.

"Добродетель", - иронически замечает философ, - появляется после утраты Дао, "гуманность" - после утраты добродетели, "справедливость" - после утраты гуманности, "почтительность" - после утраты справедливости. "Почтительность - это признак отсутствия доверия и преданности. Она начало смуты" /15/. Одним словом, законы этики оказываются ветхой системой заслонов, которые рушатся один за другим.

Вообще вся человеческая деятельность представляется Лао-цзы бесплодной суетой. Люди торопятся, копошатся, мятутся, а Дао пребывает в божественной безмятежности. Не двигаясь оно движется, не делая оно творит. И, взира на него, истинный мудрец отметает от себя соблазн земных забот. "Мудрый человек предпочитает недеяние (увэй) и осуществляет учение безмолвно... Осуществление недеяния всегда приносит спокойствие... Он не борется, поэтому он непобедим в этом мире" /16/. Его величие непостижимо для низменных душ; он поистине совершает великую миссию - утверждает на земле царство Дао. В этом - истинная добродетель, в отличие от фарисейских "гуманности" и "порядочности". Пусть дети мира смеются над мудрецом и считают его жалким и беспомощным. Он действительно беспомощен и слаб в мире, но чего стоит человеческая сила перед молчаливой мощью Дао? Погруженный в созерцание могущественнее тех, кто кичится своей телесной силой. "Самые слабые побеждают самых сильных. Небытие проникает везде и всюду. Вот почему я знаю пользу от недеяния. В мире нет ничего, что можно было бы сравнить с учением безмолвия и пользой недеяния"/17/.

Человеческие знания, науку и просвещение, обычаи и социальные нормы цивилизации - все это Лао-цзы безоговорочно отметает. Китайскую идеализацию прошлого он доводит до последнего логического конца, почти до абсурда. Если вся цивилизация содержит в себе уклонение от истинного Пути, то с ней нужно расстаться. Мудрец мечтает о возвращении к первобытным временам, когда люди не знали роскоши, а вместо алфавита употребляли узелки на веревках. Он призывает к опрощению и одновременно высмеивает традиционную государственную мудрость.

Народ не нужно ни просвещать, ни обременять; людей надо предоставить самим себе и отдаться течению естественного хода вещей. Сама природа приведет их к благоденствию и блаженству,

Следует искать мудрости не у древних царей, не у предков и не в ритуальных правилах, а у самого Дао, у человека, духовно соединившегося с Ним. Такой человек стоит выше земных желаний, он сохраняет покой в своей душе, возвышаясь надо всем. В этом - его божественность. "Побеждающий людей - силен. Побеждающий себя - могуществен". Сверхчеловек не ведает мстительных чувств, он воздает добром за зло, ему незнаком страх, ибо "для него не существует смерти"/18/.