У всех разные игрушки

– Гвидо, в моем завтрашнем расписании найдите окно в первой половине дня. Это очень важно.

Мне и самому стало интересно, что это за князь с русским именем, облеченный доверием самого мистера Брауна, который, кажется, и собственной маме не доверил бы ничего.

– И вот еще что: найдите Тома, скажите, что мне срочно нужна информация на некоего князя Никиту Лобанова-Ростовского. Срочно. Это, кстати, не поляк?

– Нет, монсеньор, – покачал головой секретарь. – Судя по фамилии и имени, он русский.

– Хорошо, Гвидо, хорошо, – пробормотал я, – созвонитесь с Томом. Информация мне нужна до завтрашнего утра.

Удивляясь тому, как странно переплетаются судьбы соотечественников – один сейчас собирается лететь над Атлантикой, чтобы убедить другого навредить Родине – я пошел обратно, но по дороге вдруг понял, что совсем не желаю разговора с Оссией, который обязательно состоится, стоит мне появиться на пороге спальни.

Я развернулся на пятках, вернулся в приемную и сказал:

– Гвидо, я поеду к Пьеру на совещание, буду к утру, подготовьте с Томом все, о чем я просил. И вызовите дежурных с машиной, до Пьера пешком далековато.

Спустя полчаса я сидел в плетеном кресле на балконе Пьера и расспрашивал его о том, каково это – быть отцом?

Пьер долго загадочно закатывал глаза под лоб, цокал языком, острил, но не спешил приобщить меня к таинству. А потом, когда я уже не выдержал и попросил его не морочить мне голову, он виновато улыбнулся и произнес длинную фразу, в которой было столько горечи, что сразу стало понятно, почему он не хотел об этом говорить прямо.

– Зак, – сказал мой премьер-министр и банкир, – я бы с удовольствием поведал вам обо всех тайнах, но штука в том, что я сам не был хорошим отцом. Вы же помните историю о Жюстин? Возможно, не уедь она тогда в Швецию, все сложилось бы иначе… У меня было два сына, но ни с одним из них я не был близок. Первый – от малышки Мари, остался где-то в Париже и я даже ни разу его не видел. Я отправлял им деньги, но съездить не решился, ведь мне нечего им сказать. Второй, здоровяк Жан, родился в браке и теперь служит первый пятилетний контракт где-то в Иностранном Легионе. Мне нечего вам посоветовать, Зак. Это у каждого происходит по-своему. Но я точно знаю одно – не обижайте мать своего ребенка и не дайте ей почувствовать себя брошенной. Это чертовски важно!

Мы пили какое-то вино, а потом я, немножко пьяный, вернулся к себе и предложил растерянной Оссии выйти за меня замуж – чтобы все было как надо. По дороге домой я успел проститься с мечтой войти в европейской аристократии на правах равного, женившись однажды на какой-нибудь княжне из славного, но обедневшего рода – вечная проблема Журденов всех времен и народов. Впрочем, мисс О'Лири я говорить об этом не стал, хотя и хотелось сказать что-то такое, чтобы она поняла, чем я жертвую. Я сразу лег спать, сделав вид, что устал и не имею больше сил развивать тему скорого замужества.

Князь Лобанов-Ростовский оказался очень представительным мужчиной около пятидесяти лет с жесткой хваткой сильных рук и умным открытым лицом, в котором за внешней доброжелательностью пряталась железная воля, появляющаяся иногда в стальном блеске внимательных глаз. И не мудрено – в молодости князю пришлось несладко, в ней нашлось место всему, что делает жизнь насыщенной: уголовной тюрьме в Болгарии, спорту, побегу за границу, геологическим командировкам и головокружительной карьере. Впрочем все эти приключения пошли на пользу и лишь выработали в нем очень нужное умение нравиться людям с первого взгляда.

Том переслал мне собранные на князя материалы и никаких двусмысленностей у меня не осталось: передо мной сейчас сидел человек, верой и правдой служивший игрокам высшей бизнес-лиги.

Одет он был в легкий шерстяной костюм, весьма франтоватого вида, темный с редкой бежевой полоской, идеально сидевший на подтянутой фигуре князя. В кармашке, как у заправского денди, виднелся искусно сложенный платок. Вокруг ворота белоснежной сорочки вился модный шелковый галстук, манжеты были украшены запонками белого золота с блестящими зеленоватыми камешками. Он выглядел так, словно пришел фотографироваться на обложку The Time.