У всех разные игрушки

— Почему бы вам не подумать о России? Почти триста миллионов человек, ВВП лишь вдвое меньше американского. Отличный рынок. Есть Китай… правда там людей на площадях стреляют…

— Вы о прошлогодних событиях? — поднял бровь Оппенгеймер. — Тяньаньмэнь? Перестаньте. Открою вам страшную тайну — не было в Пекине никакого погрома. Вернее был, но не в тех масштабах, как описала The Guardian. Все эти тысячи убитых… Это был продукт работы наших СМИ. Нам нужно было объяснить старине Дэну, что не он, а мы решаем когда и на каких условиях нашему бизнесу заходить в Шанхай или Гуанчжоу. Он понял. Даже уже не пытается в своих газетах писать опровержения на статьи в наших газетах. Отныне китайские краснозадые будут делать вид, что что-то контролируют, мы — что принимаем их беспокойство. Но править в Китае будем мы. Мы его перекричали. И перекричим любого. А лет через десять все вообще будут свято уверены, что китайцы расстреляли на площади тысячи несчастных студентов. В общем, не берите в голову. У вас другая задача. Россия пока еще мнит себя большим игроком и нужно сбить с них эту спесь. В чем вы нам и поможете, раз уж оказались на острие атаки.

Не услышав от меня комментария, он участливо заглянул мне в глаза:

— Вы чем-то расстроены? Бросьте, дружище! Добро пожаловать в высшую лигу!

— Не знаю, хотел ли я этого? — пробормотал я.

— Вы серьезно? — Николас выпучил и без того круглые, хотя и маленькие, глазки. — Сотни миллионов людей спят и видят себя на вашем месте, а вы сомневаетесь? За русских не беспокойтесь, мы уже их победили. На самом деле не очень важно, кого они выбрали себе в Президенты — Баталина, Горбачева или еще кого-нибудь — не имеет значения. Все сделано уже давно и вся разница заключается лишь в дате их окончательной капитуляции. Если, конечно, вы и подобные вам, будете на нашей стороне — на стороне свободы, честных отношений между людьми и…

— А если они продержаться еще лет десять? — я не стал дожидаться окончания спича и перебил его.

— Русские? Лучше об этом не думать, Зак. Здесь не может быть двух победителей — либо они, либо мы. Русские — это не только Москва, это половина арабского мира, это семьдесят процентов Африки, огромная часть Индо-Китая. И если мы не получим этого всего, то… хуже может быть только, если русские преодолеют свой кризис и сумеют подружиться с Пекином. Тогда придется воевать.

— У вас… у нас нет никаких иных вариантов, кроме как свалить Москву и отобрать их рынки? Поймите меня правильно, я, конечно, люблю риски, но не хочу рисковать сверх меры. А война с Москвой меньше всего входила в мои планы, равно как и отказ от возможных доходов.

— У нас нет выбора, — отрезал Оппенгеймер. — Вы же понимаете, что такое современная экономика? Мы должны постоянно расти. Нет роста — нет прибыли, нет инвестиций, нет развития. Вы когда-нибудь задумывались, на чем зарабатывает Голливуд?

Я покачал головой:

— Признаться, никогда не интересовался этим бизнесом.

— А между тем это крайне интересно, — Николас закинул ногу на ногу и удобнее устроился в кресле. — Кстати, на сцене сейчас Гилленхаммер из Volvo — обязательно попросите потом стенограмму выступления, у него свой, весьма интересный взгляд на будущее Европы. Но мы с вами рассуждали о кино?

— Так на чем же зарабатывает Голливуд?

— На государственных субсидиях, например. Та же Германия возмещает едва не половину съемочного бюджета, если в титрах указывается она как страна происхождения фильма. То же самое во Франции, Дании. Киношники зарабатывают на долгосрочных договорах с прокатчиками, на инвесторах, на продаже сопутствующих товаров, на отчислениях с каждой проданной копии. На производстве кино, как это было в шестидесятые, сейчас много не заработаешь. Зрителей в кинотеатрах стало меньше и билеты подешевели. Если в справочнике вам напишут, что бюджет фильма десять миллионов, а доход — пять, не думайте, что кино убыточное, наоборот, свою долю пирога получили все: кинокомпания, ассоциированный с ней дистрибьютер, сеть кинопроката, критики. Без денег остались только те, кто допустил в контракте глупость и согласился работать из будущей прибыли — ее-то в отчете как раз не будет.

— Половина моих банков делает так же, — сказал я, — прибыль — акционерам, убытки — государству.

— Ну, что здесь сказать? — скривил лицо Оппенгемер. — Я вас поздравляю, это значит, что у вас работают хорошие специалисты. Я иногда даже думаю, что государство для того и создано, чтобы компенсировать нам убытки от ошибок. Если ваши люди еще и не подворовывают, то было бы просто великолепно.