— Может быть, помните, что пишут о русском царе Грозном?
— Еще меньше, — я виновато пожал плечами.
— Его не любят! — захохотал князь. — За кровожадность, представляете! Это такой правитель в Москве, за тридцать лет своего царствования в конце шестнадцатого века казнивший то ли четыре, то ли пять тысяч человек.
— О! В самом деле? И как же его не придушили благодарные подданные?
— Ерунда! Тогда подобное было в порядке вещей по всей Европе. В Варфоломеевскую ночь перерезали больше гугенотов, чем успел сделать Иван Грозный за всю жизнь. Но я не о нем, а о «Кровавом кодексе» — совершенно цивилизованном своде законов в доброй старой Англии начала девятнадцатого века, в котором смертью карались больше двухсот преступлений[51]!
— Больше двухсот? Я… я бы даже просто столько придумать и перечислить не смог.
— Да! И это не дремучие кровавые времена Ивана Грозного или Карла Девятого — это времена Байрона, Вальтера Скотта и Гёте! В моей сатрапской России за многие годы в то время повесили пятерых заговорщиков, покусившихся на верховную власть, устроивших бойню на главной площади страны, а в Лондоне вешали семилетних детей, укравших тухлую рыбу с прилавка и считали это нормальным, не желая изменять законы! А Иван Грозный — кровавый тиран!
— Чудовищно!
Я и в самом деле впервые слышал о подобном, англичане не очень-то любили рассказывать о темных местах в своей истории.
— Но зато законодательство соблюдалось неукоснительно. Наверное, так и нужно — вдолбить в граждан уважение к закону? У вас очень неплохой виски. Я себе еще налью?
— Конечно, угощайтесь, князь!
— Я вам расскажу один удивительный случай из практики английского судопроизводства во время действия «Кровавого кодекса». Вы не против? История не очень длинная, но поучительная.
— Рассказывайте, князь, вы отличный и неожиданный рассказчик.
— Спасибо, сир. Итак, однажды в один из английских судов пришел истец с иском на своего компаньона. Он указал в заявлении, что сам был замечательным знатоком в некоторых категориях товара — в столовом серебре, перстнях, ювелирных украшениях и тому подобных предметах. И что с ответчиком они учредили партнерство, в котором условились нести расходы пополам и точно так же делить доходы. И принялись за работу — заключали с некими неназванными джентльменами торговые сделки, получая от них перстни, часы, трости, шляпы, лошадей. Компаньоны колесили по всей стране, заключая подобные сделки, неизменно получая прибыль в виде колец, плащей, седел, шпаг и прочей, присущей путешественникам, утвари. Но, когда пришла пора делить доходы, ответчик отказался выплатить истцу половину полученной прибыли, в связи с чем и был подан иск в английский суд[52]!!!
Князь загадочно прищурился и вопросительно посмотрел на меня, словно загадал загадку и ждал от меня верного ответа.
— Подождите, князь, я не понимаю. Они что, грабили людей!
Никита Дмитриевич опять расхохотался, но в этот раз успел поставить бокал на столик.
— Точно, Зак! Именно так! Грабитель обратился в английский суд с пожеланием, чтобы судья помог справедливо разделить награбленное между участниками банды!
— Так сильно верил в справедливость суда?
— Видимо. Возможно, не знаю. Мои знакомые студенты-юристы путались в подробностях, да и, честно сказать, давно это было — многое из памяти выветрилось.
— И чем закончилась история?
— Вот здесь мнения источников расходятся. Кто-то говорит о том, что джентльмены были отправлены тотчас на эшафот, кто-то настаивает на том, что казнили их позже и за другие преступления. Точно известно об адвокатах истца — вот они, их было двое, — они отделались огромными штрафами «за оскорбление суда» и небольшими тюремными сроками — до выплаты штрафов. А в английском суде появился новый принцип правосудия: «У того, кто обращается в суд справедливости, должны быть чистые руки». Ну, а теперь скажите мне, хоть в одной еще стране мира могло произойти нечто подобное?
— Пожалуй, мне трудно назвать такое место.
Подобное разбирательство никак не укладывалось в моей голове — я просто не мог понять мотивов, заставивших преступника пойти за правдой в суд! Глупость? Ох уж, эти англичане.
— Потрясающая история.
— У моих друзей такими историями были забиты вот такой толщины тома! — ладонями Лобанов-Ростовский показал размер увесистого кирпича.
— А почему вы, князь, считаете, что у человечества может не быть следующей тысячи лет?
— А вы думаете, она есть?
— Не пойму, чем вызваны ваши опасения?
— Вы верите, что я многое повидал в этой жизни?
— Догадываюсь.
— У меня есть маленькая теория. Если она вам интересна — я с удовольствием поделюсь.
— Лететь еще полчаса, делать все равно нечего, рассказывайте.
Князь отхлебнул из стакана пару глотков, поморщился.
— Опущу подробности, детали, имена и даты. Вкратце это будет звучать примерно так. За последние сто лет в мире произошло два события, полностью перекроивших мировые карты и социальные отношения. Первая мировая война перераспределила главенство в обществе, отобрав его у родовой аристократии и передав власть аристократии торгово-промышленной. Согласны?