У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы

Начали на зиму готовиться обороняться. Послушал приказания, не пожалел трудов бойцов, зная, что все это лишнее, начали укрепляться, землянки делать, а слух всюду, что зиму нам зимовать здесь. В общем, рыли день и ночь.

Потом я говорю: «Товарищи, мы уже знаем отлично, что у того, кто за день не убил фрица – день пропал. Давайте их бить!»

Командиры батальонов тоже ничего не знали и тоже готовились зимовать.

– Бить, бить, товарищ полковник!

И я начал бить. Сперва разведку пустил, ничего не берет. Я тогда три роты пустил в разведку в трех направлениях. А это уже целый батальон, это уже силовая разведка.

Правда, потери мы понесли человек 200 за этот период. Раненых и убитых у нас было человек 200.

С 7-го по 19 ноября 1942 г. выявили передний край противника, потом набрались нахальства. Командующему армией говорю: «Дайте мне хоть полдесятка танков, я выясню вам противотанковую оборону».

На этом участке должны были быть, по моим свединиям, два танковых корпуса. Мне дали десяток танков: четыре танка не пошли, осталось у меня шесть. Я посадил на эти танки автоматчиков, место выбрал, двинул эти шесть танков. Наделали такового переполоха!

Тут как раз оборонялись румыны. Пришли шесть танков, притащили шесть пушек немецких. Румыны удрали, но постреляли с флангов из глубины. Таким образом, нам стала ясна противотанковая сила противника».

В этот момент, когда я вел эту работу, у меня были представители армии, начальник разведдивизиона 51-й армии.

На рассвете 20-го – удар ошеломляющий. Пока я снимался с обороны, так я уже не догнал своих танковых частей. Потом начал по заданию командования 57-й армии вести разведку. Во все части вел разведку бригадой, пользуюсь тем, что машины есть, разведку производил за Дон даже километров на 150. Набрал много кое-чего, скота массу забили. Мои разведгруппы внесли большую панику в ряды врага.

Постояли дней пять около одного населенного пункта. Нас бросили в составе 57-й армии на уничтожение окруженной группировки. В составе 57-й армии мы пробыли трое суток. Нас перебросили в состав 64-й армии и войну в Сталинграде закончили в составе 64-й армии. Участвовали в нескольких прорывах. Правда, кое-где прорывы были неудачные, потом стали удачнее, потом Сталинградский фронт бригада закончила пленением Паулюса […]

Правда, иногда командиры сердились, что я иногда спать им не давал. Но интересы дела требовали этого. Часто говорили: «Товарищ полковник, я трое суток не спал!».

– Сорок минут поспи, я тоже не спал, полегчает – будем спать.

С каской, между прочим, я никогда не расставался и бойцов держал в касках. Надо пример показывать. Как строго у нас было в бригаде, а из бригады никто не хочет уходить, ни один командир, ни один боец. Так было еще до взятия Паулюса. Если какой командир лениться, я вызываю его и говорю: «Отсылаю вас в отдел кадров, потому что в бригаде вы плохо работаете!»

Ну что же плачет. Жалоб на своих командиров у меня нет, молодые они. Сейчас у меня командирами два старших лейтенанта, один лейтенант, один капитан.

Уже человек 100 получили награждение, о многих пошли представления в высшие органы.

У меня принцип такой, если командир не жалеет сил и энергии, то нехватку знаний я восполню своим контролем, своей помощью. У меня должен быть командир, который не ленился бы.

Бригада с честью выполнила приказ товарища Сталина «Ни шагу назад».

Интересно еще с населением. Так жалко было детишек. Кругом горит, там разрыв, там здание раздвоилось пополам, снаряды рвутся. Детишки вылезают из подвалов и сейчас же в веревочку. Так жалко, иногда слезы навертывались на глаза. Выскочат, прыгают через веревочку маленькие девочки или мальчики, а сами смотрят в небо – не летят ли? Если летят, сразу нет никого. Прошли, снова выскакивают, играют, бегают. Борьбу в Сталинграде написать только надо.

Родимцев пришел в сентябре, как раз в самый разгар.

Представляете, в сентябре было ежедневно не меньше тысяч трехсот самолетовылетов. Иногда было две тысячи самолетовылетов, иногда доходило до тех тысяч. Каждый самолет сбрасывал приблизительно десятка три, десятка четыре бомб. Он бросает один раз, заходит второй раз, заходит третий раз и бросает уже пять – шесть бомб. А первый, как сыпанет мелкие, а среди них такие «тетеньки», куда тебе!

Когда защищали Верхний поселок Красного Октября, мы понаделали себе щелей, от осколков наших зениток прикрывали себя.

Когда выходишь из домика, сразу вверх заглядываешь.

Смотришь, заходит, начинают пикировать. Мы уже научились. Когда на тебя бомбы летят, внимания не обращай. Все бомбы видно, как летят, как отделяются от самолета. Смотришь, бросил – ну эти полетели мимо.

Я только что вышел из помещения, чай пили. Смотрю, штук 12 летят. Я успел крикнуть в помещение: «Ложись!» В-ж-ж-и. Скоренько забежал и встал за угол. Чувствую, зашевелилось здание, стенка меня толкнула далеко. Вышел, смотрю перед нашим домиком яма метров в 9. Начальника штаба засыпало, сестру и еще человека четыре. Окна вылетели. Кирпичный фундамент домика сел.

Ничего, глянул в эту воронку, ну что если бы в этот домик?