У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы

17 октября немцы сосредоточили горячий огонь: вели сильную артиллерийскую подготовку и бомбили. Бороться нам было трудно, но удобно. Хорошая маскировка и сектор обстрела. Одно дело – уличный бой; если заползать под развалины, оттуда было удобно их бить. Получилось так, что примерно часа в два появился первый немецкий танк, со мной были два бойца – один заряжающий. Танк выскочил возле пушки. Танкист вылез из танка и смотрит, так что к пушке подойти нам было нельзя без того, чтобы себя не размаскировать. Я знаю, что он от нас никуда не уйдет. Боец мне говорит, что он расстреляет его. Командир полка наблюдал эту картину. Только немец залез в свою башню, я отправился к своей пушке, вышел метров на 70 и прямой наводкой стрельнул по танку. Танк загорелся, танкисты стали выскакивать, а бойцы прибили цель и ни один от нас не ушел. У меня был один старшина, который все кричал: «Ты не стреляй, если себя обнаружишь, плохо будет». Минут через 30 появляются еще 10 немецких танков, и когда они навалились на нас, мы остались у них во флангах. Они отрезают нас, но не видят. Здесь я подбил один танк. Тогда я открыл огонь по башне. Пушка била метко, что твоя винтовка, и я снес всю башню. Через несколько минут подходит большой черный танк и опять меня не замечает. Метров всего 150 расстояние и уличный бой – все видно. Как водой обливает нас снарядами, а пушка моя его не берет. Тогда я повернулся и взял бронебойный снаряд другого типа. Он пробил танк, перебил все гусеницы и убил танкиста. Другие двое убежали. После этого все затихло. Остальные танки в лощине бил наш артиллерийский дивизион. Когда все затихло, мы собрались покурить.

Минут через 30–40 идет опять пехота с танками. Тьма, ничего не видно. Идут в полный рост, и огня ниоткуда не слышно. Бойцы наши как-то стушевались вроде, а мне было все равно, уйти некуда. Старшина струсил и убежал. Тут я говорю: «Давай, Галкин, выбрасывать снаряды у блиндажа». Тут мы начали сбрасывать снаряды. Шло 15 танков с танкетками, из них средний, большой и малый, и тьма пехоты. А у меня было мало картечи для снарядов. На заводе «Баррикады» подбил один танк. 3-й батальон мог бы прекрасно помочь, но через улицу ничего нельзя было сделать, так как мешали развалины. Ту пушку, которую я так долго сохранял, разбили там. Как только пехота пошла на меня, и автоматчики начали строчить, я давай сыпать картечью. Они так и валятся.

Но картечь у меня вся вышла. Тут ударил миномет беглым огнем. Им остается дойти до меня метров 100, а у меня от нагревания ствол пушки откатился назад. Что делать? Помощи никакой нет. Тогда я посылаю одного бойца доложить командиру полка и командиру батареи о создавшемся положении. Начали стрелять из карабинов. Тогда нам очень помог один пулемет… В это время танки подошли метров на 20, и немцы кричали: «Рус, сдавайсь!» Я картечью одного убил. Как только застрочил наш пулемет, все они залегли. Тут связной возвращается с донесением и говорит, что командир полка требует взорвать пушку и отойти, а я это сделал еще раньше. Людей у нас не было, стало темнеть, немец рядом, и нам пришлось отходить через минное поле. Не знаю, как только остались живы, но другого отхода не было, так как мы были отрезаны. В этот момент у меня одного бойца убило.

1-й батальон выводил нас из окружения. Со мной оставили двух бойцов.

В это время один немец бросил в меня гранату. Я был ранен и лежал в госпитале. После этого возвратился обратно в Сталинград.

Документ № 31 «В целом по дивизии вышло из строя до тысячи человек» Из беседы с Дмитрием Андриановичем Петраковым – комиссаром 339-го стрелкового полка.

4 сентября 1942 г. мы стояли в местечке Лесничество Сталинградской области. Пришел приказ выступить и дойти до станции Котлубань. Шли маршем с 5 до 8 до 300 километров, и с рассветом 9-го числа были у станции Котлубань. В это время на нас налетала авиация. Налет был массированный. Наша походная колонна полка еще не сумела развернуться и шла, вытянувшись, когда началась бомбежка, и нас начали обстреливать из минометов и бить артиллерией. С этого момента полк и вступил в бой. Никаких предварительных разведок не было, местность была совершенно ровной и чистой, видны только впереди высоты, на которых укрепился противник и поливал нас огнем. Тут же на ходу, под бомбежкой и обстрелом, люди начали окапываться. Развернули боевые порядки, и началось наступление на высоты 143, 9 и 154, 2. Потери у нас были большие.