Уличные бои были в городе у «Красного Октября». После того как соединились, повернули на юг и мы вышли почти к вокзалу: тут уличные бои шли. Затем от Мамаева кургана и почти что до Царицы продвигались с уличными боями. А потом все время были у нас уличные бои в поселке Баррикады, в самом заводе уличные бои были. Представьте себе, что это была за борьба, когда за один день продвигались на несколько метров, на два оконных просвета. В чем дело? Дело в том, что у каждого станка, в каждой щели, в каждой коробке сидят немцы. В ход пускаются только ручные гранаты, огнеметы, термитные шары. Как только шаг сделал – сотни трупов, цех захватить – это еще не все. В подземном хозяйстве до черта фрицев было напрятано, в подвалах, в холодильниках. Кричат: «Сдавайся!» «Не сдадимся!» Несколько ручных гранат, огнеметов или термитных шаров. «Ну что же, подыхай на здоровье!»
Моменты такие можно было наблюдать. Наш боец обнялся с фрицем и оба мертвы. Просто душили друг друга и ножи в ход пускали, ножами резались во всю, а лопатка саперная – это лучшее оружие было для рукопашной схватки, как огреют по голове, смотришь, зашатался. В обнимку лежат трупы – это можно было часто наблюдать.
Самый страшный период для нас был в отношении наступательных действий противника – это период октября. Это был период, когда Гитлер дал обещание всем, всем, что Сталинград будет взят. Действительно, он бросил против нас все, что у него было на фронте. Две, две с половиной тысячи самолетов кружатся не только над Сталинградом, но над всей армией. Ежедневно бомбят и бомбят. Минометный и артиллерийский огонь не прекращается ни днем, ни ночью.
Что значит тысяча самолетов? Пять минут не бывало времени, чтобы над тобой не крутились 12–18–30 самолетов. И сбрасывают, сбрасывают. Настолько это вошло в привычку, что когда приносят суп кушать, то надо было ложкой осколки вынимать. Смотришь осколки бомбы или камня, пока несут – попали.
В начале ноября самое страшное было – это Волга. Лед идет, река не останавливается. На лодках никакого движения нет. Бронекатера не могут пробиться, иначе говоря, подвоза нет. Самолетами дня три стали сбрасывать, причем могли сбрасывать только ночью, потому что днем показаться не могли. Самолетам трудно было сбрасывать, потому что настолько узкая полоска, что когда бросают, не знаю – не то на берег, не то к противнику, не то к нам. Прямо летит и кричит: «Ей, куда сбрасывать?». «У-2» в основном отличались. Мы поистрепались, боеприпасы на исходе. В боепитании были лимитированы и в питании были лимитированы. Дошли до последнего патрона, с отчаянием, но дрались. За это время были упорные рукопашные схватки.
У нас есть снимок, когда наши бойцы на штыки сажают фрицев – самая настоящая рукопашная схватка. Это без всякой подстройки. Идет бой и его засняли. … Это было самое тяжелое положение. Было в запасе несколько тонн шоколада, думаю хоть по плитке выдать бойцам, вода есть, проживем. Но больше всего смущали боеприпасы. Приехали московские тыловики, начали бросать обмундирование, продовольствие. Я посылаю их к чертовой матери и говорю: «Дайте мне боеприпасы, потому что драться портянками я не собираюсь». Все-таки мы вышли из положения. Обмороженных в армии – меньше всех. Голодать мы не голодали. Вшивости у нас было мало. И вот сейчас в 64‑й тиф косит, а у меня всего шесть случаев подозрительных. У меня бойцы три раза в месяц ходили в баню, бани с паром. Идешь, так нахлещешься, что будь здоров! Все это было в берегу. Тут идет бомбежка, а вы приходите и моетесь себе на здоровье. Верно, больше месяца не было бани, потом организовали несколько десятков, а может и сотню бань. Десять раз в месяц бойцы мылись в бане.
Управление все время не было потеряно. Мы планы противника знали хорошо. Зная его планы, мы вовремя делали контрподготовку. Что значит контрподготовка! Мы наблюдаем, от пленных узнаем, что противник в таком-то месте будет наносить сильный удар, потому что он туда подтягивает силы, средства, тянет артиллерию, пехоту, танки, боеприпасы. Мы имели группировку немецких войск в квадрате в трех – четырех километров. Получался такой сгусток войск, на который плюнуть нельзя, обязательно попадешь. Выждешь момент, когда противник подготовится и за несколько часов до его наступления, как дадим огонь из артиллерии, из «Катюш», минометов, часа на два, на три дадим такого жару. И наблюдаем, как в кино, как взрываются их боеприпасы, их транспорт, ноги, руки вверх летят. И от того стройного порядка, который он хотел создать, ничего не остается, мы его разбивали. Ему вновь приходилось это дело налаживать.