У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен

[…] 8‑го [августа] выехали из Раменского на фронт, как и вся дивизия […]. Поездом ехали до Иловли. В Иловле высадились 12 или 13 августа 1942 года. Здесь мы получили приказ выступить в район Трехостровской. Здесь немного нас постигла неудача.

В это время мы входили в подчинение 1‑й гвардейской армии, а здесь действовала 4‑я танковая армия. Приехали туда и получаем приказ организовать учебу, пристрелку орудий, рытье окопов и т. п. Это было в 14 часов дня, а в 16 часов – приказ: немедленно вперед. Противник прорвал фронт от нас в 16‑ти километрах. Пока туда-сюда – час прошел. Дали боевой курс одному полку, другому, третьему. Сам я на машине поехал вперед. Не успел проехать пяти километров, как налетели самолеты. Смотрю, сзади Трехостровская горит, откуда приехал – все горит, идет бой. Народ бежит. Что вы? Противник. Когда бой завязался в Трехостровской, мне кричат: танки противника находятся в Трехостровской, через Дон путь отрезан. Я говорю: не может быть. Один батальон я даже не сумел остановить. С правой стороны перерезали меня, и когда я сунулся на машине вперед, навстречу мне немцы на танках. Получилось такое положение, что не разберешь: поехал назад – немцы, вперед – немцы. Один батальон удержал, и бить немцев с правого фланга. Немцы крепко ударили по 117‑му полку и мне во фланг. Третий батальон, который вышел в тыл, для немцев оказался неожиданным. Бой, который завязал третий батальон, для немцев оказался неожиданным. Они никак не ждали такого дела, потому что с передовой части прошли. Они много там наделали. 40 машин сожгли. Немцы быстро разбежались. Привезли денег полный ящик, аккордеончик привезли. Машины увозить некуда было, потому что все пути были отрезаны. Машины мы сожгли. Пушки тоже подорвали и побросали. Этот третий батальон бой вел всю ночь. Это было за В. Акатовым. Неожиданно и крепко он побил немцев…

В Нижнем Акатове стоял 2‑й батальон. 1‑й батальон стоял около Трехостровской. Когда поступил приказ следовать на помощь своим товарищам, 2‑й батальон пошел вдоль реки, 3‑й пришел сюда, а 1‑й остался у Трехостровской. Поскольку танки ворвались в деревню, командир генерал Гурьев взял этот батальон в свое подчинение и повернул 1‑й батальон против противника. 3‑й батальон прошел туда, 2‑й батальон задержался. Противник пошел с запада на восток, и 3‑й батальон оказался отрезанным. Этот батальон повернул кругом и начинает бить колонну немцев, которая шла с запада на восток. Взял этот батальон у противника 40 машин, 4 или 6 пушек.

Когда я узнал, что в Трехостровской танки противника, я решил, что надо нажимать на Нижне Акатово и на Трехостровскую. 2‑й батальон возвратил обратно. Он занял свою прежнюю оборону для того, чтобы задержать противника, который шел с запада на восток. Занял оборону западнее Н. Акатово и южнее Н. Акатово […]. Я со вторым батальоном вел бой, пока были снаряды. Потом получил приказ перейти через Дон. По Дону самолеты противника все время дежурят. Здесь потери мы понесли большие. Здесь он крепко нас потрепал.

Фронт западнее Трехостровской был прорван. Там была 4‑я танковая армия. С этой танковой армией я все время связи не имел. Мы не ожидали, что противник прорвет фронт, даже в армии этого не ожидали. Если бы знали, что противник прорвет фронт, зачем нам надо было переправляться через Дон, тогда нам надо было занять оборону около Дона и тогда ему никогда не быть в Сталинграде.

Надо сказать, что десантники до тех пор не отходят, пока у них есть чем сражаться. Когда уже ничего нет, они начинают отходить. Так и тут они отходили к Дону и переходили Дон все время в боях. Дон перешли 17 августа 1942 года. Бой около двух суток был на этом пятачке – километра на два по фронту и в глубину. А потом получили приказ перекатиться через Дон.

Надо сказать, что приказ пришел позже, чем все это дело совершилось…

Дон перешли. Здесь мы дней пять держались в районе Паньшино. Дивизия попала в очень трудную обстановку. 3‑й батальон вышел почти полностью, 2‑й батальон почти полностью, 1‑й батальон немножко растерялся. Командир батальона не вышел и командиры рот не вышли. Пришел один заместитель по политической части. Но, в общем, процентов на 70 я сохранил людской состав полка.