Короткий батас лег чернем в правую руку, а двойник переместился в левую. Глаза мальчика перебегали с тисков для мелких заготовок на наковальню, где на краю посверкивал Сата, и возвращались к тискам. Взгляд шамана всегда идет с востока на запад и обратно, недаром слово Илин – Восток – совпадает со словом «вперед».
Острое лезвие вонзилось в большой палец левой ладони. Острие провернулось в мякоти, и на сухое тельце человечка хлынула кровь. Частица вырезанной плоти подплыла к нему в горячей струе. Близнец явственно встрепенулся в багряной лужице.
– Возвращаю твою кровь из своей крови, твою плоть из своей, – проговорил Атын, морщась от боли.
В глазах сгустилась темень. В ней, плавно качаясь, повис Сата. На одной из граней подсыхало кровяное пятнышко…
Миг – и, выскочив из мрака, на камень налетел другой, за ним третий, четвертый… Камни с треском и ворохом искр вышибали друг друга во мглу до тех пор, пока сверху с грохотом не рухнула целая груда. Поднялся нестерпимый визг, словно кто-то водил тупым резцом по оконной пластине. Атын и сам чуть не закричал, но тут режущий уши звук подавился глухой тишиной, а в глаза вернулось наружное зрение.
От полной горсти крови не осталось и следа. Близнец побагровел и вздулся гигантским клопом. Было слышно, как под распяленной кожицей его вспученного живота булькает и переливается сок жизни.
– Ты станешь таким же, как я…
Атын с облегчением почувствовал, как в него неведомо откуда вливается незнакомая сила. Каждый миг наполнился ликующим движением. Живые слова поплыли вверх, проникая в вещество времени вокруг миров.
Зажатый в тисках, двойник корчился и пищал над пламенем горна, и вытягивал тощую шейку, точно птенец в гнезде. Моталась покрывшаяся темным пухом головенка, зажигались и гасли светлячки глаз, ручки раздвинулись и отлипли от груди.
– Такой же, как я!
– Как я! – повторял звонкий молот.
– Как я-а-а! – гудела наковальня.
Взлохмаченная тень плыла по кругу кузни, раздваивалась и опять соединялась в одну.
– Трижды сгинешь и трижды воскреснешь!
Заплесневелое тельце исступленно вертелось и гнулось. Для пущей крепости Атын присыпал близнеца порошком пережженного рога и соли. Малыш накалился под ударами молота до белого ковочного жара, пылал, визжал и плевался кислой окалиной. Черствые волоконца, искрясь, превращались в упругое мясо и жилы; спаивались и вытягивались суставы и кости, прочнела, оглаживалась морщинистая кожа.
Окостенелый идол на глазах становился живым существом, но черты лица еще были неуловимы. А немного погодя Атын заметил, что сквозь смутную плоть его «заготовки» просматриваются выбоины в глинобитном полу… Двойник колебался между призраком и человеком. Но полупрозрачное тело росло с удивительной скоростью! Мелкие кузнечные снасти сменились средними, затем крупными, и пришел миг, когда туловище кое-как уместилось в самые огромные клещи.
Последний десяток ударов доброй кувалды дался непросто. Братец неистово лягался, царапался и даже пытался укусить, но наконец, исправно прокованный, стал размером с Атына.
В мастере бушевала смесь ужаса и восторга. Он смог! Он самому себе сумел доказать, на что способен дар девятого наследника в знаменитом роду ковалей Элен! Вместе с шаманским джогуром…
Немалых усилий стоило свалить готовое творение в бочонок с водой, наполовину врытый в землю. В облаке белого пара, окутавшего кузню снизу доверху, вызволенный из инобытия близнец лязгнул зубами, яростно зашипел и смолк. Когда вода вокруг него откипела, в туманце возникли поникшая голова и плечи – бледные, с голубоватым отливом, как остывающее железо батаса. Атын выволок из бочонка безвольное тело.
Двойник лежал, не касаясь земли. Между ним и полом свободно проходила ладонь. Всмотревшись в бесцветное лицо спящего, юный кузнец задумчиво потер свое горбатое, неправильно сросшееся переносье. До встречи с кулаком Кинтея его нос был таким же прямым, как у брата. И как у Тимира… В остальном близнецы походили друг на друга, словно звезда в небе и ее отражение на вечерней глади реки.
В кузне закружился снег. Хлопьями снега казались холодные блики – волшебный камень начал тихо вращаться на наковальне. Атын вспомнил, как летом вызвал с его помощью дождь. Но Эмчита говорила, что воля Сата выше, чем власть над дождем и ветрами. Камень будто бы умеет отражать Сюры людей и усиливать чувства, а преломленное в отражении чувство может обрести плоть… Что это значит – обретает плоть?
Веки близнеца внезапно затрепетали, словно крылышки умирающих мотыльков. Грудь тяжко вздымалась и опадала. Казалось, тени сумерек сгустились и норовят заползти в открытый, со свистом дышащий рот. Сюр живого кузнечного огня начал покидать Идущего впереди.