У звезд холодные пальцы

Асчит не выдержал – заплакал навзрыд, закрыв лицо ладонями и трясясь, будто женщина, снедаемая горем. Несчастный был, разумеется, не виноват. Хорсун в этом не сомневался. Он знал дружинного мясовара с юности. Знал, что сегодняшнее происшествие для него горше всякой другой беды. Асчит легче руку дал бы себе отрубить, чем отравить еду. Он страстно любил все, связанное с пищей. Лицо его сияло счастьем, когда кто-нибудь хвалил сготовленные им обеды и ужины. Заботы о столе воинов были для мастера готовить искусные блюда не просто работой, а главной радостью в жизни. Однако именно Асчит отвечает за питание и должен давать по нему отчет.

На крик набежала ребятня, гулявшая по берегу. Надо бы отойти, вести допрос мясовара подальше… Хорсун на мгновенье сморщился от боли. Был не в силах ни тронуться с места, ни отогнать любопытных. Внутренности полыхали горючим пламенем. В этом огне, казалось, плавилось все тело.

– Кто ходил рядом с костром? – спросил невнятно, с трудом подавляя непроизвольную пляску вышедших из повинове-ния уст.

– Детишки бегали, – всхлипнул Асчит из-под ладоней. – Девочки помогали Олджуне разносить напиток…

– Да-а, – покачиваясь, простонала Олджуна. – Они мне помогали.

– Не заметила ли ты случайно чего-нибудь подозрительного?

– Нет…

– Я кое-что приметил. – Из гурьбы мальчишек, как-то развязно покачиваясь, выступил высокий паренек с красивым лицом. От него разило прокисшим кумысом. Хорсун где-то видел этого парня совсем недавно… Ах да. Драка у озера Травянистого. Тот самый «оживший мертвец». Кинтей.

– Так что же? – прищурился багалык.

– Одна девочка насыпала горсть чего-то сушеного в воинскую похлебку. Я думал, это какие-нибудь съедобные корешки. Не знал, что яд. А то бы, конечно, сказал мясовару.

– Кто она?

– Да вот же, рядом стоит, – показал парень на девочку примерно десяти весен с берестяным венцом на голове. Она тихо охнула и попятилась, устремив на обвинителя широко раскрытые глаза.

С ненавистью глянув на Кинтея, девочку заслонил собою мальчуган чуть старше ее. Хорсун вспомнил и этих двоих – приемных детей Лахсы. Сына кузнеца и дочь неизвестного тонготского рода.

– Ты врешь, – твердо сказал Кинтею мальчишка.

– Я тоже видел, – послышался писклявый голос пузатого паренька. Он, как Кинтей, плохо стоял на ногах.

«Компания в сборе, – подумал Хорсун. – Не хватает только старшего горбатого братца приемышей, с красивым именем Дьоллох. А Кинтей мстит за драку». Но, перемогая очередной приступ, велел девочке:

– Подойди сюда.

Втянув голову в плечи, она вышла из-за спины брата и робко приблизилась.

– Скажи, ты бросала что-нибудь воинам в похлебку?

– Ничего. – Девочка подняла на багалыка полные слез глаза, лучистые, как мокрые звездочки.

Хорсуну стало неловко. Невольно стал орудием мести хитроумного мальчишки. Не верилось, что ребенок с такими доверчивыми глазами способен на злодеяние. Он поймал себя на странном желании обнять испуганное дитя, защитить… От кого защитить – от себя? Хорсун бурно себе изумился. А ведь эта девчонка совсем не проста. Вспомнил, как дерзко отвечала ему на берегу озера Травянистого, и так же ясно смотрела.

– Что ты бросила в еду? – повторил сурово. – Кто велел тебе это сделать?

…И тут на Хорсуна встрепанной куропаткой налетела Лахса. Он и не заметил, как мальчик убежал. Поспешил доложить матушке, привести…

– За что мучаешь ребенка, ты, изверг?! – закричала женщина, загородив дочь пышным телом. – Да будь ты хоть воевода, хоть сам Илбис, – еще словом обидеть посмеешь – и недосчитаешься половины своих сивых волос!

Пухлые пальцы с острыми ногтями угрожающе мелькнули рядом с лицом ошеломленного багалыка.

– Глаза ваши бесстыжие, – напустилась она затем на парней, – видели они! Опившись хмельного кумыса, черта рогатого в похлебке увидишь! Скажу вашим родичам – пусть присмотрят за вами получше, не то как бы впрямь беды не учинили! Всё напомню: как вы нос Атыну сломали, как истоптали новое платье Илинэ!

Парни попятились. Толстяк споткнулся о камень и, содрогаясь пузом, свалился. Кинтей помог ему подняться и злобно выкрикнул:

– Жалуйся! Нам нечего бояться! Пусть боятся тонготский подкидыш и сынок кузнеца! Это они отравили дружину, хотели воинов убить!

– Убивать их никто не собирался, – раздался чей-то насмешливый голос. Молодой шаман ньгамендри, потряхивая разноцветными косицами, спустился по тропе к берегу. – Я проверил остатки пищи и нашел яд в болтушке из корней сарданы, но он не смертелен.

– Что за яд? – Хорсун скривился и сложил руки на животе крест-накрест, словно ему просто было некуда их девать.

– Зеленые грибы-мухоловки. Я сейчас отправлюсь в Элен, помогу вашему травнику облегчить страдания воинам. Хотя без того могу точно сказать: они понедужат дня три, не больше.

Легко сказать – дня три! Завтра утром торговцы тронутся в путь к своим вотчинам. А ведь есть еще ночь – последняя, самая опасная ночь торжищ. Здоровых воинов между тем осталась всего треть… Над левобережьем угрожающе навис чреватый невнятной опасностью вечер. Где взять верных людей, кому поручить охрану, когда начнется суматоха отъезда?