Уарда

– В таком случае мы вправе считать, что ты заблуждаешься и какой-то негодяй просто одурачил тебя! – воскликнул Амени. – Мы узнаем, кто он, и жестоко накажем его! Издеваться над голосом божества – великий грех, но всякий, кто охотно подставляет свое ухо лжи, далек от истины. Свято и трижды свято, ослепленный безумец, это сердце, которое я завтра вот этими руками покажу народу и перед которым ты сам, если не по доброй воле, то по принуждению, должен будешь пасть ниц с молитвой на устах! А сейчас ступай, обдумай слова, которыми ты завтра должен будешь возвысить души народа. Но знай одно: множество ступеней имеет истина, и многообразны ее проявления, равно как и формы проявления божества. Подобно тому как солнце плывет не по ровной глади, как звезды движутся волнообразной тропой, которую мы сравниваем с изгибами тела змеи Мехен [171], так и избранным, обозревающим время и пространство, тем, кому предоставлено право руководить судьбой человека, не только разрешено, но даже велено идти сложными, переплетающимися путями для того, чтобы достичь высоких целей. Не понимая их, ты и тебе подобные в своем неведении воображают, будто они уклоняются в сторону от пути истины.

Вы видите лишь сегодняшний день, а мы видим и завтрашний, а посему то, что мы называем истиной, вы должны считать таковой, должны верить в нее! И заметь еще одно: ложь марает душу, но сомнение убивает ее!

Все это Амени сказал горячо и взволнованно. Когда же Пентаур удалился, верховный жрец, оставшись наедине с Гагабу, воскликнул:

– Что это значит? Кто портит чистый, еще детски невинный ум этого одаренного юноши?

– Пожалуй, он сам себя портит, – сказал Гагабу. – Он отвергает древний закон, ибо чувствует, как в его сознании растет новый.

– Но законы появляются и растут, как тенистые леса, – их создает не человек! – горячо возразил Амени. – Я люблю этого поэта, но должен обуздать его, иначе он взбунтуется, как Нил, который порой сносит плотины. А то, что он говорит о чуде…

– Это ты дал ему повод для сомнений? – спросил Гагабу.

– Клянусь единым божеством – нет! – воскликнул Амени.

– Однако Пентаур правдив и доверчив, – задумчиво заметил старик.

– Я это знаю, – ответил Амени. – Предположим, все действительно было так, как он говорит, но кто же мог сделать это и кто посвятил его в тайну позорного преступления?

Оба жреца задумались, глядя себе под ноги. Первым нарушил молчание Амени:

– Пентаур пришел сюда вместе с Небсехтом, а ведь они большие друзья! – сказал он. – Где был врач, пока я ездил в Фивы?

– Он лечил внучку парасхита, которую чуть не задавила Бент-Анат, и три дня провел в его хижине, – ответил Гагабу.

– А Пинем вскрывал грудь покойного Руи! – воскликнул верховный жрец. – Теперь я знаю, кто омрачил веру Пентаура! Это сделал косноязычный мечтатель, и он дорого заплатит за это. Сегодня мы будем думать о завтрашнем празднике, но послезавтра я учиню допрос этому юнцу и проявлю неумолимую железную строгость!

– А я считаю, что сначала нужно тайно допросить Небсехта, – сказал Гагабу. – Ведь он – украшение нашего храма, так как сделал много открытий и знания его огромны…

– Все это мы обдумаем потом, – сурово оборвал его Амени. – Нам надо еще многое сделать!

– А потом, после праздника, еще больше поразмыслить, – сказал Гагабу. – Мы вступили на опасный путь. Ты ведь знаешь, что во мне еще остался былой задор, хотя я уже и старик. Робость или нерешительность мне неведомы! Но Рамсес – человек могущественный, и долг обязывает меня спросить: не ненависть ли толкает тебя на слишком поспешные и неосторожные действия против фараона?

– Я не чувствую никакой ненависти к Рамсесу, – сдержанно возразил Амени. – Если бы он не носил короны, то я мог бы даже полюбить его. К тому же я знаю его, словно родного брата, и ценю в нем все великое, более того, я охотно признаю, что в нем нет мелочных недостатков. Если бы я не ведал, сколь велик этот противник, мы, пожалуй, попытались бы свергнуть его меньшими силами. Во всяком случае нам обоим ясно одно – он наш враг! Враг не твой и не мой, враг не наших богов, а враг издавна чтимых догм веры, в соответствии с которыми надлежит править этим народом. А если так – он в первую очередь враг тех, кто признан хранить священные заветы древности и указывать путь правителю страны. Я говорю о касте жрецов, которую я возглавляю и за права которой я борюсь всеми средствами своего разума. В этой борьбе, как тебе известно, по нашему тайному закону, сами боги покрывают сиянием чистого света истины все то, что в иных случаях достойно проклятья: ложь, измену и коварство. Подобно тому, как врач призывает себе на помощь нож и огонь, чтобы спасти больного, мы тоже вправе совершать страшные деяния, чтобы спасти целое, которому грозит опасность. Вот и сейчас ты видишь – я веду борьбу всеми средствами, ибо если мы станем пребывать в праздности, то из руководителей государства превратимся в рабов фараона.