Уарда

Мена вышел из палатки и отправился в конюшню. Там он встретил поджидавшего его Рамери. Живой и искренний юноша признался возничему, что он любит и уважает его, считая его лучезарным образцом доблести, но, несмотря на все это, начал сомневаться в нем с тех пор, как он узнал, что Мена, женатый на самой прекрасной и достойной любви и уважения женщине Фив, взял к себе в палатку пленницу.

– Я был ей вместо брата, – сказал Рамери, – и говорю тебе, что она умрет, если узнает, как ты оскорбил ее! Да, да, именно оскорбил, потому что такое открытое нарушение супружеской верности позорит и оскорбляет супругу египтянина! Прости мою откровенность, но кто знает, что принесет нам завтрашний день, а я не хочу и даже не имею права идти в бой с дурными мыслями о тебе!

Мена дал Рамери высказаться до конца, не пытаясь возражать, а когда юноша умолк, промолвил:

– Ты искренен, как и твой отец, а он, наверное, учил тебя всегда выслушать обвиняемого, прежде чем его осудить. Чужая женщина, дочь данайского вождя [214], действительно спит на моем ложе, а сам я уже много месяцев сплю у входа в шатер твоего отца и ни разу не перешагнул порога своей палатки, с тех пор как в ней живет эта девушка. Ну, а теперь садись поближе, и я расскажу тебе, как все это произошло! Когда мы стали лагерем под Кадешем, я остался без дела, так как Рамсес после ранения не вставал с ложа. Чтобы убить время, я часто охотился на берегах озера. Однажды, вооруженный, как всегда, лишь стрелами и луком, в сопровождении своих борзых [215], я пошел на охоту и, увлекшись, беспечно травил зайца. Тут на меня напал данайский отряд, они связали меня веревками и отвели в свой лагерь. Я предстал перед их судьями как шпион. Мне вынесли приговор и уже надели на шею петлю, как вдруг появился их вождь или царь. Он увидел меня и сам учинил мне допрос. Я рассказал, что попал в руки его воинов не как враг, а как простой охотник. Царь поверил мне и подарил мне не только жизнь, но и свободу. Он распознал во мне человека знатного рода и даже пригласил меня к своему столу. Когда же он меня отпустил, то в душе я поклялся заплатить ему добром за этот великодушный поступок. А месяц спустя нам удалось врасплох напасть на лагерь наемников хеттов, и наши ливийские воины похитили из шатра данайского вождя вместе со всякими драгоценностями его дочь. В этом деле я имел случай отличиться, и, когда дошло до дележа добычи, фараон пожаловал мне право первого выбора. Ни минуты не колеблясь, я положил руку на плечо дочери моего спасителя и отвел ее к себе в палатку. Там она и живет в безопасности со своими служанками, а после заключения мира я верну ее отцу.

– Прости меня! – вскричал Рамери и протянул возничему руку. – Теперь только я понял, почему отец так упорно допытывался, не высказывала ли Неферт подозрений насчет тебя!

– Что же ты ему сказал?

– Что она день и ночь думает о тебе и ни на минуту не сомневается в твоей верности. Кажется, это очень обрадовало отца, потому что он сказал Хаемусету: «В таком случае он выиграл!»

– Фараон посулил осыпать меня своими милостями, если Неферт, узнав, что я взял к себе в палатку женщину, все же не перестанет верить мне, – объяснил Мена. – Рамсес считает это почти невозможным, но я знаю, что выиграю. Она должна мне верить!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Перед битвой в каждом отряде пропели молитвенные гимны и зарезали жертвенных животных. Мимо боевых порядков войск в празднично разукрашенных ладьях проносили статуи богов; воинам показывали чудотворные реликвии. Глашатаи объявили, что во внутренностях жертв, принесенных самим фараоном, верховный жрец обнаружил счастливые предзнаменования, а гороскопы предсказывают великую победу.

Египтяне особенно чтили знамена с изображениями священных животных и эмблемы того нома, откуда они были родом, что, впрочем, не мешало каждому запастись всевозможными талисманами и амулетами, предохраняющими от разных бед. Одни носили на шее или на руке ладанку с зашитыми в ней спасительными изречениями; другие – таинственные глаза, дарующие спасение, но у большинства были кольца со священными скарабеями. Многие считали себя неуязвимыми благодаря волосам или перьям какого-нибудь священного животного; немало было и таких, что вручали свою судьбу живой змее или жуку, которых носили в складках набедренных повязок или передников, или в мешках с едой.

Но вот вышел сам фараон. Перед ним несли фиванскую троицу, бога войны Монту и богиню победы Нехебт. Рамсес, сидя на троне, который несли на особых носилках на плечах двадцать четыре юноши из знатных семей, оглядывал свое войско. При его появлении все упали на колени и не поднимались до тех пор, пока Рамсес, сойдя с носилок, на глазах у всех не принес богам жертву с воскурением и возлиянием, а его сын Хаемусет, верховный жрец Мемфиса, не вручил ему от имени богов символы жизни и власти. Затем хоры певцов пропели торжественные гимны в честь бога солнца Ра и его сына и наместника на земле – фараона.