Уарда

– Более греховным? – вскричал глава астрологов. – Нет! Здесь все чужеземное принимают с распростертыми объятиями, оно здесь в чести и почете! Подобно тому как пыль, гонимая знойным ветром пустыни, набивается в щели деревянной лачуги, проникает оно в наши обычаи, в наш язык [41], в наши дома и даже в наши храмы. А на престоле потомков Ра восседает отпрыск…

– Молчи, дерзкий! – раздался вдруг голос верховного жреца Амени, незаметно появившегося среди жрецов. – Придержи свой язык и не смей поднимать голос против того, кто повелевает нами и в качестве наместника Ра простирает свой скипетр над этими землями.

Глава астрологов умолк, понурив голову. Все встали, приветствуя Амени, который, ласково и с достоинством кивнув им, занял свое место и, обернувшись к Гагабу, тихо сказал:

– Я вижу волнение, отнюдь не подобающее жрецам. Что же нарушило равновесие ваших душ?

– Мы говорили о чужеземном влиянии, все решительнее вторгающемся в Египет, и о необходимости дать ему отпор.

– В таком случае вы увидите меня в первых рядах борцов, – торжественно произнес Амени. – Многое довелось нам перенести, но теперь с севера пришли новые вести, заставившие меня серьезно встревожиться.

– Неужели наши войска потерпели поражение?

– Нет! Они одержали победу, но тысячи сынов нашего народа пали в битвах и походах. Рамсес требует подкреплений. Лазутчик Паакер передал мне письмо от наших собратьев из царской свиты, а наместнику вручил послание фараона с приказом немедленно отправить к нему пятьдесят тысяч воинов. Но так как вся каста воинов и вспомогательные войска давно уже сражаются с врагом, то приказано вооружить всех земледельцев, принадлежащих храмам и обрабатывающих наши земли, и послать их в Азию.

Ропот недовольства поднялся при этих словах. А глава астрологов даже топнул ногой от негодования.

– Что же ты намерен делать? – спросил Гагабу.

– Исполнять приказ фараона, – невозмутимо ответил Амени. – И в первую очередь пригласить сюда на совет всех настоятелей храмов. Пусть каждый из них с молитвой испросит у божества своего храма мудрого решения. А когда решение будет принято, оно поможет нам укрепить колеблющегося везира. [42] Кто присутствовал вчера при его молитвах?

– Была моя очередь, – ответил глава астрологов.

– Зайди ко мне после трапезы, – приказал Амени. – Ну, а почему я не вижу здесь нашего поэта?

В этот самый миг во двор вошел Пентаур. Непринужденно, но с достоинством поклонился он всем присутствующим и, низко склонившись перед Амени, попросил разрешения послать слепого пастофора Тета вместе с врачом Небсехтом к дочери парасхита.

Слегка кивнув в знак согласия, Амени сказал:

– Пусть поторопятся – Паакер ждет у главных ворот, чтобы сопровождать их в моей колеснице.

Едва Пентаур покинул пирующих, как старый ученый из Хенну обратился к Амени:

– Именно таким и представлял я себе вашего поэта, святой отец. Он подобен богу солнца и держится с таким благородным достоинством! Без сомнения, он принадлежит к знатному роду.

– Его отец простой садовник, – сказал Амени. – Правда, он умело и старательно пользуется полученным от нашего храма земельным наделом, но в его облике нет ничего благородного, а нрав у него просто грубый. Он рано отдал Пентаура в школу [43], мы воспитали этого одаренного мальчика.

– Какую должность занимает он в вашем храме?

– Он обучает старших воспитанников высшей школы грамматике и ораторскому искусству; кроме того, он отлично умеет наблюдать звездное небо и толковать сны, – ответил Гагабу. – Да вот и он! Скажи, к кому повезет Паакер нашего заику-хирурга и его помощника?

– К искалеченной внучке парасхита, – отвечал Пентаур. – Но какой грубый человек этот Паакер! И голос у него неприятный. Он так встретил наших врачей, словно они его рабы.

– Он раздосадован поручением дочери фараона, – примирительно произнес Амени. – Никакая набожность не смогла, к сожалению, смягчить его суровый характер.

– Между прочим, – заметил один старый жрец, – брат его – тот, что несколько лет назад покинул эти стены, – как вы помните, я был его учителем, – юноша очень добрый и послушный.

– А его отец был одним из самых достойных, энергичных и умных людей своего времени.

– В таком случае он, вероятно, унаследовал свои дурные качества от матери?

– Ничуть не бывало. Она тихая и добрая женщина с мягким сердцем.

– Неужели сын непременно должен походить на родителей? – спросил Пентаур. – Ведь, насколько мне известно, ни один из сынов священного быка не имел отличительных признаков своего отца. [44]

– Значит, по-твоему, будь отцом Паакера Апис, место ему – о ужас, – в стойле у крестьянина! – расхохотался Гагабу.

Пентаур не стал возражать и лишь сказал с усмешкой:

– Он ничуть не изменился со школьной поры, когда мальчишки за упрямство прозвали его диким ослом. Хотя он был сильнее их всех, они больше всего на свете любили дразнить его и приводить в бешенство.