Убегать непросто

Сложившиеся обстоятельства! Вот как теперь называют смерть. Не по имени, а по равнодушию. И никому нет дела до сложившихся обстоятельств…. Приходил Кобылкин. Сказал, что правды я не добьюсь. Никому скандал не нужен. Платье отдал, все от крови заскорузло, но я спрятал, не сжег. Подарок ей сделал, с получки. Такая она в нем дама была! Плечи голенькие, покатые, прикрытые широкими лямками, синий цвет до полу струится волнами, наверху цветочками расшито, кажется, лютиками, а внизу полупрозрачный шелк. Самый писк в Петрограде! Два раза надеть успела, от Севостьянова возвращалась, мальчику их заболевшему урок давала….

Я разгромлен. Мечты, чаяния прахом. И, хуже всего, убеждения. Когда то, во что ты верил более всего, разрушается, непонятно, на какую звезду выворачивать. В банк я уже вернулся, но комиссаром работать нет желания, попросил пока снять по «обстоятельствам». Пойду в горы с Антоном. Может, они что подскажут….

Глава 8

Денис шагал по набережной в сторону бара, преодолевая речной ветер. пробиравший до костей. Китайская, не до конца зашитая в швах мантия, не грела. Денис и не понимал, от чего больше колотит – от погоды или от ужаса.

В автобусе он наблюдал за людьми, завидуя их беспечности. Вот едет пацан лет пятнадцати. И кепка еще «для себя», не выпендриться перед девчонками, и футболка без принтов, рюкзак нестиранный. А ноги в шортах волосатые и огромные, будто у рабочего. Интересно, он их стесняется, этих ног? Впрочем, разве это проблема. Рядом с ним мужик, по виду сорок. Рот полуоткрыт, будто он улыбается постоянно, но глаза за советской оправой потерянные, опоздавшие. Напротив него девчушка сидит, маленькая такая, с куклой в обнимку. И мамашка над ней возвышается, в свой микки-маусный смартфон что-то болтает. Обычный сегодняшний день. Все как всегда, и он мог быть среди них. Выйти на своей остановке, купить у блестящего зубом продавца в ларьке связку бананов, прихватить пива и булку в супермаркете. Зарубиться во вторую диаблу, съесть пеперрони и лечь спать. А наутро открыть инстаграм и выложить новый пост. Мог бы.

– У нас сегодня рок, – сообщила ему девушка с сонными губами, выдавая билет.

– Мне все равно, – ответил он, разглядывая афишу с мартовскими котами.

Будто он не услышал еще с улицы, как гремит местная звезда на своей гитаре.

Клуб, в который Денис пришел, был совсем небольшим. Квадратный коридор с едва втиснутым гардеробом, книжным шкафом и красным кожаным диваном. Направо от входа – туалеты, налево длинный коридор, увешанный звездами двухтысячных, которых, по видимому, слушал арт-директор, и танцпол размером с трехкомнатную квартиру. Самым главным достоинством бара была стойка, где добродушно – лицемерные бармены с ухмылочкой наливали странноватые коктейли, от которых мутнело в голове, но очищало душу. Денис впервые зашел сюда еще до принятия закона о курении и после первой ночи выплюнул легкие и выбросил одежду, насквозь промокшую чужим дымом. Но сам клуб зацепил. То ли смесью музык – от электроклэша до эмбиента, то ли тем, что одиночество можно было разделить рюмкой с барменом, то ли атмосферой квартирных темных углов. Он, правда, в таком не участвовал, предпочитая снисходительно наблюдать прилипшие друг к другу пьяные тела.

Сегодня настроение было решительным. Он заказал двойную Хиросиму и тут же прикадрил носатую рыжеволосую девку. Абсент, замешанный с самбукой, гренадином и секретом от бармена, быстро ударил в тело. Далее тело переместилось к сцене, где народ уже трясся под кавер «the killers». Потом тело отчалило в чиллаут, где на диване, сделанном из ванной, он лез под футболку с надписью «я, королева, твоя мать». Музыка стала громче после третьей Хиросимы, словно кто-то открыл шлюзы, и она хлынула сверху, с потолка, как проливной дождь, прямо на него, в его голову, пропитывая каждый волосок. Он хрипел остатками замерзшего на улице во время перекура горла «хорошие лююююди навсегдаааа останутсяяя в памятии моей», обнимал уже, кажется, двоих разом и искал чьи-то холодные, пахнущие рвотой губы. За четвертую платила футболка. А потом было… Не помню.

– Товарищи! Мы с вами присутствуем сегодня не просто при его пробуждении! Мы присутствуем при величайшем акте позора, при стыде, который должен испытать этот человек! Любой советский гражданин плюнул бы в тебя, товарищ! Ты – образец незнания законов, образ того, что страна нуждается в сухом законе!

Слова доносились словно через вату, но были подобны назойливой мухе, щекочущей лапками тело. Илья разглагольствовать не прекращал, поэтому волей-неволей Денису пришлось разлепить глаза. Оказалось, актерствует Илья на публику. На кухне, за столом сидела гостья. В свете торшера она была ослепительна. Стройная, но не без округлостей, с кошачьими игривыми глазами и длинными, судя по прическе, волосами. Портили ее только глаза – заплаканные, молящие. Она напоминала кошку, что вышла погулять и потерялась. Или дверь была закрыта. Что она здесь делает?

Илья бросил взгляд на девушку, а она посмотрела на Дениса. А потом оба расхохотались над опухшим лицом.