Убей меня по-братски

– Связать, пока не очухались, – взяла я командование на себя, не давая раскрывшему рот Полежаеву и слова сказать. – Этого… детектива неплохо бы перевязать, чтобы кровью не истек. Вызвать полицию и «Скорую». У тебя есть телефон?

– Да, вот возьми, – Данил протянул мне мобильный.

Я набрала номер Кирьянова.

– Вов, записывай адрес и приезжайте сюда.

– Таня, ты, что ли? Где ты? Мы тебя обыскались.

– Телефон сел. Диктую адрес: Лесная, дом пятнадцать. Нужна «Скорая». Как минимум двое ранены.

– Выезжаем. Минут через десять будем.

Полиция и «Скорая» подъехали быстрее, чем я думала. Все-таки как хорошо иметь своих людей в правоохранительных органах. Кирьянов и Головин зашли в дом.

Медики установили, что Тамара Николаевна подвернула ногу, поэтому не могла самостоятельно передвигаться. Виктор отделался несколькими ушибами. Полежаев получил сквозное ранение в плечо. Пуля прошла навылет. «Скорая» собрала всех пострадавших и увезла в больницу. Не развязывая, впрочем, Тамару с сыночком по моей настоятельной просьбе, которую поддержали и Кирьянов, и Головин. Головин связался со своими и отправил следом за «Скорой» пару полицейских – присмотреть за подозреваемыми.

У меня же был перелом руки под вопросом. В районе кисти она сильно опухла, и была адская боль, поэтому срочно нужно было ехать в больницу и делать рентген.

Пока Головин разбирался с Ковурскими, Кирьянов настоял на том, чтобы лично отвезти меня в больницу.

Я не стала отпираться. Уж очень сильно болела рука.

– А как быть с ними? – Кирьянов указал на братьев Лобановых.

– Полежаев признался, что он оклеветал их. И они ни при чем, – ответила я ему.

– В отделе разберемся, – ожидаемо заявил Головин, надевая на них наручники.

– Все будет хорошо, – пообещала я им. – Как только разберусь с рукой, приеду в отдел.

Перелом у меня все-таки был. Укол обезболивающего и французский гипс до локтя – таков итог моего визита в больницу. И это еще я легко отделалась. Доктор прописал мне полный покой. Кирьянов даже попытался отвезти домой. Но мне достаточно было один раз взглянуть на него, чтобы он понял, что я не собираюсь пролеживать целыми днями на диване из-за какого-то перелома.

– Мне надо закончить дело, Володь, – объяснила я. – Отвези меня к Головину.

– Ну почему ты такая упрямая, Иванова? Вот в кого ты такая? – ворчал Володя, выходя из больницы.

– Наверное, гены.

– На, прими, – он достал из бардачка фляжку, в которой, судя по всему, было что-то покрепче кофе.

– Ты же знаешь, что я не пью такое. Да к тому же в меня вкололи столько лекарства, что глоток твоего чудодейственного средства скорее усугубит мое состояние. Либо усну, либо обезболивающие действовать прекратят. Поехали лучше.

– Как хочешь, – пробубнил он и завел машину. – Так что там произошло?

– Ковурская позвонила мне вечером. Я уже была дома. Она сказала, что нашла кое-что в вещах Вадима и я должна подъехать к ней домой.

– И ты ей поверила и поехала.

– Разумеется, поехала. Поверила ли? Не уверена. Но всерьез я ее и не подозревала, раз уж на то пошло.

– И что было потом?

– Я помню, что она предложила мне кофе. А дальше все как в тумане. Потом они, предполагаю, что с Виктором на пару, перетащили меня вниз. Очнулась я, судя по всему, утром. А дальше смешались в кучу кони, люди, как говорится в известном стихотворении.

Головин стоял на крыльце полиции в одном свитере и курил. Судя по его покрасневшим ушам и носу, стоял он тут довольно долго. Когда он увидел нас с Кирьяновым, то затушил сигарету и пошел навстречу.

– Ну, как? – спросил он меня, показывая на руку.

– Жить буду. Обычный перелом без смещения. Я думала, ты допрашиваешь Виктора Ковурского.

– Он молчит. Ждем адвоката и тебя. Расскажи, что произошло.

– Может, зайдем внутрь? Иначе ты скоро превратишься в Деда Мороза.

Ковурского поместили в изолятор временного содержания. Врачи не обнаружили у него серьезных повреждений после падения с лестницы.

Я рассказала Головину, что со мной произошло.

– Пока мы можем задержать его за похищение человека, то есть тебя, – пояснил Головин. – И впаяем им угрозу убийством. Но чтобы связать Ковурских с делами Яшина и его матери, нужны доказательства либо признание. Иначе Вадим Ковурский остается единственным подозреваемым.

– Ему уже предъявили обвинения?

– В процессе.

– Надо остановить это, ведь он не виновен.

– Тогда добудь их признания, – обреченно сказал Головин.

– Диктофонная запись подойдет? – вытащила я севший телефон. – Если его зарядить, можно прослушать.

– Тань, для нас с натяжкой подойдет. Для суда – нет. Адвокаты с такими доводами на раз-два разбираются, замучают экспертизами, чтобы доказать, что это не подделка, – не повеселел Головин.

А у меня появилась идея.

– Куда его сунуть на зарядку? – спросила я, широко улыбаясь.

Головин с Кирьяновым переглянулись и повели меня в кабинет. Пока техника заряжалась, я выпила паршивого растворимого кофе, зато без всяческих снотворных добавок, сгрызла пару крекеров, завалявшихся в чьем-то рабочем столе, и поподробнее рассказала капитану и подполковнику о том, что произошло.