Убей меня

Его глаза загораются похотью, но он все же берет себя в руки, отходит в угол комнаты и что-то наливает из хрустального графина. Не сводя с него взгляда, я снимаю перстень с правого указательного пальца, ногтем большого подцепляю камень и зажимаю его в кулаке, незаметно пряча кольцо в клатч. Когда он возвращается с напитками, я сижу на краю стола, скрестив ноги. Он окидывает взглядом мое тело и вручает мне стакан. Я подношу его к губам и делаю глоток выдержанной янтарной жидкости. Яркий дымный привкус танцует на языке, и я, прищурив глаза, всем своим видом приглашаю его подойти ближе. Едва донышко моего стакана касается столешницы, Лоренцо делает шаг вперед и опускает руку мне на затылок.

— Ты красивая женщина, Изабэль.

Я улыбаюсь.

— Значит, тебе известно мое имя.

Он ухмыляется.

— Конечно, — и его губы с такой силой прижимаются к моим, что на секунду я теряюсь… но только на секунду. Его рука с зажатым в ней стаканом оказывается между нашими телами, и это значительно все упрощает. Я просовываю руку между нами и, нащупав край бокала, бросаю камень в его напиток. Раздается легкое шипение, но я легко маскирую его, обняв Лоренцо за шею и издав страстный стон ему в рот. Его язык касается моих губ, прося впустить, но вместо этого я отталкиваю его. В недоумении он сдвигает брови.

— Думаю, мне стоит выпить перед всем тем, что ты готов мне предложить, — говорю я, дразнящим жестом прикусывая нижнюю губу.

Он тихо усмехается и, поднеся свой стакан к губам, делает большой глоток. Мне нужно, чтобы он выпил все. Запрокинув голову, я залпом допиваю свой напиток. Он приподнимает бровь и делает еще один большой глоток, практически осушая свой бокал. Весьма неплохо. Мгновенный эффект не заставляет себя ждать. Он хмурится и пытается откашляться. Я откидываясь назад, упираясь ладонями в стол за спиной. Он снова кашляет и хватается за горло.

— Какого…? — его взгляд устремляется ко мне, и я вижу, как в этот самый момент он осознает свою ошибку. Лоренцо открывает рот, вероятно, чтобы закричать и позвать охрану, но единственное, что может выжать из себя, — это сдавленный хрип. Его грудь высоко и часто вздымается, кожа покрывается блестящими капельками пота. Я наблюдаю, как он начинает пошатываться, и могу с точностью до секунды определить, когда он упадет. Его колени подгибаются и с характерным звуком ударяются об пол. Вот оно. Могущественный мужчина стоит на коленях, задыхаясь и бессвязно бормоча.

Я спрыгиваю со стола и обхожу его согнутую фигуру.

— Цианид. Мерзкая штука. Он заставляет твое тело работать против тебя самого, блокируя доступ кислорода в клетки, — склонив голову набок, я смотрю на него сверху. Он свирепо сверкает на меня глазами, но, учитывая его текущее положение, это совершенно бесполезно. Присев на корточки, я хватаю его за подбородок, вынуждая взглянуть мне в глаза. — Так что пока ты пытаешься хватать ртом воздух, твое тело задыхается изнутри, — я улыбаюсь, а он смотрит на меня так, словно уверен, что выживет и найдет меня даже на краю земли. Ну, он не первый, кто так думает.

Человеческий разум — странная субстанция. Ведь даже в самую последнюю минуту, понимая, что погибает, что тело, которым так дорожил, перестает функционировать, он все еще надеется. Правда заключается в том, что человек по своей природе мечтатель и фантазер, даже когда стоит на пороге смерти. Независимо от того, какими реалистами мы были при жизни, смерть покажет наше истинное лицо, дразня нас нашей собственной наивной надеждой.

— Ты знаешь, кто я? — спрашиваю я, выпрямляясь и медленно, неторопливо обходя его.

Лоренцо не отвечает — естественно, ведь он уже едва дышит.

— Меня называют basio della morte.

Метнув на меня быстрый взгляд, он зажмуривается.

— Арнальдо передает тебе привет.

Лоренцо скрипит зубами, но я знаю, что с минуты на минуту его сердце остановится. Качнувшись назад, он падает, неуклюже распластавшись на ковре. Лоренцо все еще дышит, но уже еле-еле. Сокращение его легких — не что иное, как обычный двигательный рефлекс умирающего тела. Достав из сумочки компактное зеркальце и помаду, я накладываю свежий слой на губы и убеждаюсь, что он не размазал мне весь макияж своими грязными поцелуями. Конвульсивные сокращения его легких замедляются, превращаясь в отрывистые короткие вдохи, как у выброшенной на берег под палящее солнце рыбы. А затем и они прекращаются. Он перестает дышать, и его сердце останавливается. Опустившись на колени рядом с телом, я опираюсь на него и жду, когда последний выдох с легким свистом слетит с его губ.

— Прости меня, — я, как обычно, прижимаюсь губами к восковому лбу.

И ровно в это самое мгновение открывается дверь. Я вскакиваю на ноги и занимаю оборонительную позицию, присев как кошка, готовящаяся к прыжку. Поняв, что это Неро, я выдыхаю: — Твою мать, стучаться надо!

Он переводит взгляд с меня на безжизненное тело брата.

— Извини. Они идут за тобой.