Убей, укради, предай

– Ой, папка, как страшно! – довольно шепнула Нинка, плотнее прижимаясь к Турецкому.

– Протяжный стон раздался вдруг из-за дубовой двери. Обнажив меч, Воин открыл ее и увидел полуистлевший труп в боевых доспехах. Это был еще один житель их деревни, который тоже когда-то ушел и не вернулся.

«Помоги! – простонал он. – Архиепископ Лазарь продал наши души Кровавому Мяснику. Убей Мясника и освободи нас».

«Где искать Мясника?» – спросил наш Воин.

«В кровавой комнате, там он режет людей, как скот, огромным топором рубит головы, руки и ноги. И из-за проклятия архиепископа мы не можем умереть, а мучаемся вечно».

И пошел Воин искать кровавую комнату. Скелеты, зомби и злобные собаки-падальщики нападали на него целыми стаями. Он мужественно рубился с ними, выпивая каждый раз, когда его ранили, глоток красного жизненного эликсира. Отбивал у злодеев подземные библиотеки и изучал в них магические заклинания, которыми тоже можно было бороться с врагами.

В одной такой магической книге он прочел, что победить Мясника сможет только тот, кто овладеет тайной Заморозки, а хранит эту тайну архиепископ Лазарь. Все. На сегодня хватит.

– Ну пап, – притворно захныкала Нинка, – ну, еще немножечко!

– Спать! – Турецкий чмокнул чадо в лоб и, не вступая в препирательства, убежал на кухню.

Рассказывание сказок вызвало у него странные ассоциации и острое чувство, что кто-то пытается делать с ним то же самое, то есть принимает его за несмышленыша и грузит ему сказки тоннами.

Прояснение глубинной сущности Романова он вообще-то собирался отложить до утра. Но сейчас чувствовал, что не сможет спокойно спать, пока во всем не разберется. В конце концов, время еще детское, разбудить он никого не разбудит. В общем, Турецкий позвонил Школьникову, уже проявившему себя знатоком в вопросах большой экономики и больших людей.

– Сема, объясни мне популярно, Романов Витольд Осипович – он вообще кто?

– По должности или по жизни? – как всегда радостно, откликнулся Школьников.

– По-всякому.

– Во-первых, он не наследник, как некоторые думают, а просто однофамилец. По должности – скромный советник президента, один из сотни. А фактически человек гигантского масштаба. Личность магнетическая и гипнотическая.

– Это как? – попросил уточнить Турецкий, хотя где-то на уровне того самого подсознания, которому сегодня захотелось чаю с ромом, примерно представлял, что Семен имеет в виду. Что-то именно гипнотически-магнетическо# е он и испытывал сегодня во время их беседы.

– Вокруг него постоянно что-то… – Семен долго подыскивал слово. – Во! Концентрируется, и от него постоянно что-то исходит…

– Кончай темнить, Сема. Что там от него исходит, сияние, что ли, как от святого?

– Советы, Сан Борисыч. Говорят, что президент ни одного решения не принимает, не посовещавшись с ним. Он что-то вроде придворного астролога или, я не знаю, придворного мудреца.

– Типа Распутина, что ли? Ты шутишь, наверное?

– Вот-вот, только Распутина каждая собака в лицо знала, а Витольд Осипович себя не афиширует.

Не то чтобы не веря Школьникову, но желая окончательно определиться, Турецкий позвонил Меркулову:

– Костя, скажи, ты о Романове что-нибудь знаешь?

– Что именно?

– Ну он правда большой человек или так, рисуется?

– Наш генеральный ему однажды, ну, случайно нахамил, потом пил три дня, с кабинетом прощался. Правда, обошлось. А что стряслось-то?

– Ничего, я просто не могу въехать: если он такой крутой, почему я о нем никогда раньше не слышал? По телевизору там хотя бы…

– Потому что ты еще не дорос, – зевнул в трубку Меркулов и отключился.

Н– да. Значит, может статься, насчет генерального, который ему все докладывает, Романов и не блефовал, соображал Турецкий. И тогда, конечно, причитания лечащего академика вполне объяснимы, ведь в самом деле здоровье Романова -наше национальное достояние…

Хотя и странно. Не в тринадцатом же веке мы живем и даже не в девятнадцатом – времена всех этих астрологов-интриганов-распутиных давно кончились, теперь это как бы должности коллегиальные. Впрочем, Россия – страна отсталая, у нас наверняка и не такие рецидивы архаизмов случаются.

Черный. 13 сентября, 20.30

Острое отсутствие вдохновения толкнуло Черного на поход в люди. Этот урод Кржижановский не то чтобы отверг его революционные разработки на тему аскета Чеботарева и Чеботарева – человека-воина, но отнесся к ним без надлежащего восторга. А Черный, вопреки обыкновению, даже не попытался его убедить в их гениальности, а обещал подумать еще.

Однако почему-то не думалось. То есть думалось, но не о том. И самым простым выходом в данной ситуации был как раз выход в люди, чего Черный в принципе не любил и делал в самом крайнем случае. Шумные сборища совершенно не побуждали его мозг к новым откровениям, но кулуарные разговорчики давали богатый материал для компиляции. Оставалось только извлечь квинтэссенцию из сплетен – и рекламный лозунг готов. Причем гениально близкий и понятный большинству, поскольку это большинство его фактически породило и взлелеяло, а Черный только облек в лаконичную и логически завершенную форму.