Убей, укради, предай

– Да, Пит, версия, что Апраксин с Чеботаревым «заказали» друг друга, становится очень прикольной. Представляешь, они нанимают одного и того же киллера, он берет деньги вперед и, разумеется, не сообщает ни одному из заказчиков, что он по совместительству еще и жертва. Апраксина он убирает без осложнений, – значит, Чеботарева может вообще не трогать, кто теперь с него спросит? Но как честный человек, он мочит и Чеботарева.

– Если он такой честный, то должен бы его добить, – буркнул Реддвей.

Зазвонил телефон.

– Слушаю, – тяжко вздохнул Питер, недовольный тем, что пришлось встать с кресла и сделать целых три шага до аппарата. – Да, я мистер Реддвей.

Он долго слушал не перебивая и мрачнел с каждым словом. Громкую связь он не включил, и до Турецкого доносилось только неясное бульканье.

– Хорошо, я сейчас приеду, – закончил разговор Питер и снова уселся в кресло.

– Что-нибудь случилось? – спросил Турецкий.

– Надо ехать в посольство.

– Рабочий день давно кончился, они до утра потерпеть не могут?

– Значит, не могут.

Турецкий залпом допил кофе и поднялся:

– Ну поехали, я тебя довезу.

– Возьму такси, – отмахнулся Реддвей. – Закажи себе еще кофе, я скоро вернусь. Потом сходим поужинаем.

– Не хочу я ужинать, и в такси тебе трястись ни к чему. Брось ты эти церемонии, мне совершенно не в напряг подбросить тебя до посольства.

Питер надулся и гневно уставился на Турецкого:

– Тебе приказали за мной следить?

– Нет, конечно, – выдержав взгляд, ответил Турецкий.

– Тогда почему я не могу поехать один?

– Да можешь! Хочешь на такси – езжай на такси, можешь хоть пешком идти. Что с тобой, Пит? Откуда эта маниакальная подозрительность? Славу с утра обидел, теперь на меня наезжаешь, я что, давал повод?

– Извини, – примирительно пробурчал Реддвей. – Погода московская, наверное, на меня так действует. Мне иногда кажется, что вы – ты, а особенно твой Грязнов – слишком, как это… близко к сердцу все принимаете. Неоправданно близко, неправдоподобно. А сейчас ты так настаивал…

– Пит, старик, я ни на чем не настаиваю. Просто тот тип, который застрелил Джеффри, все еще где-то бродит, и тебе гулять ночью в малознакомом городе небезопасно.

– Телохранители мне уж точно не нужны, – заявил Реддвей и натянул плащ. – Вернусь не позже чем через час, подождешь?

– Сейчас жене позвоню, если у нее на меня планов нет, подожду.

Но позвонил он в первую очередь Грязнову-младшему.

– Дениска? У меня к тебе конфиденциальнейшая просьба…

– Режим секретности номер сорок восемь? – заржал Денис, уже привыкший к тому, что все просьбы Турецкого суперстрого конфиденциальные.

– Точно. Можешь сейчас послать кого-нибудь к американскому посольству?

– За послом следить?

– Почти. Минут через десять подъедет Реддвей. Нужно просто убедиться, что он войдет и выйдет без приключений и на всякий случай проводить его обратно до гостиницы, только ни в коем случае себя не обнаруживать. Устроишь?

– Легко. Только что мне своим людям сказать, ожидаются инциденты?

– Надеюсь, что нет. Просто я почему-то за него беспокоюсь. Ладно, короче, звони мне на мобильный, как только все закончится.

Турецкий действительно беспокоился. Никогда раньше Реддвей не был таким взвинченным и агрессивно-холодным. Одному богу известно, на какие подвиги его потянет в таком настроении.

Потом Турецкий позвонил домой:

– У нас на вечер ничего грандиозного не намечается? – осторожно поинтересовался он у супруги.

– Это ты к тому, что ночевать не придешь? – довольно благодушно справилась Ирина Генриховна.

– Я приду, – торжественно пообещал Турецкий, – только попозже.

– Да я не возражаю, тут Нинка возмущается, ты ей что-то недорассказал, и ей немедленно, просто сию минуту, необходима сатисфакция.

– Трубку ей передай, – рассмеялся Турецкий.

– Ну пап! Ну ты же обещал! Я вчера ждала-ждала… – Нинка, видимо предчувствуя, что сейчас последуют отговорки и настоятельные рекомендации отправляться спать как взрослой без сказок, заранее настроилась на плаксиво-просительный тон, от которого Турецкий неизменно ломался и таял, хотя регулярно давал себе зарок больше на эту удочку не попадаться, – ну любил он свою дочь, что уж тут поделаешь.

– А я и не отказываюсь. Бери телефон, забирайся в постель, когда будешь готова, свистнешь.

Нинка, взвизгнув от восторга, звонко чмокнула трубку, а дальше раздался ее босой топот и суетливая возня с одеялом. Как раз пока сказка сказывается, и Пит подъедет, подумал Турецкий.

– Пфью – это я свистнула, – сообщила Нинка.

– Тогда слушай… на чем мы в прошлый раз остановились?

– На том, что Воин в одной книжке прочел, как победить Мясника.