Убей Зверя сам!..

БЛАГУШИН: Да я и не стараюсь ничего стыковать. Я тебе о своих чувствах и мыслях говорю. Открыто говорю, потому что скрывать мне их уже нет ни резона, ни страха, ни желания. Так вот, Сталин с евреями энту войну продули…. Ибо, даже ежели они её впоследствии и выиграют, то всё равно энта победа, как поражение будет для нас, русских. Не поднимемся мы более…, не поднимемся. Но, евреи потом, вот увидишь…, даже с того свету увидишь…, во всём «проклятых» русских и обвинят. Разворуют всю страну, по ветру пустят, а русских в энтом же и обвинят…. А мы русские действительно – дураки! Были, есть и будем! И СССР энтот профукаем, а затем и Россию….

НИКОЛАЙ: Слушай, дядь, как там тебя?.. Эээ…

БЛАГУШИН: Василий Михайлович….

НИКОЛАЙ: Так вот, Василий Михайлович! Ты прекращай-ка эту агитацию антисоветскую! Ты же видишь, что я для тебя враг! А ты – для меня!.. И ничего сейчас меня с тобой примирить не может! Ну… если только….

БЛАГУШИН: Что?

НИКОЛАЙ: Ну, если только здесь твой Гринберг появится и признается а том, что он эту деревню, как её?..

БЛАГУШИН: Сухотчево….

НИКОЛАЙ: Да, Сухотчево, вместе с женщинами, стариками и детьми спалил…. Но ты же понимать должен, что он здесь не появится, а если и появится, то вряд ли признается в таком деле…. Так что давай этот разговор бессмысленный заканчивать. Ты враг…. И даже то, что ты меня из самолёта вытащил, и что тащил меня на себе, и что сам под расстрел попал – в моих глазах не оправдывает тебя. Предатель ты!.. И разговор у меня с тобой один может быть…– как с врагом народа!

(Николай уже заканчивает свою речь в никуда. Благушин его уже не слушал, а молча встал и ушёл в тёмный угол сарая, в который направлял свой праведный и патриотический гнев Николай Жирков. В сарае повисает тяжелая тишина).

Действие второе

Вечер. Слышен лязг открываемого замка. Дверь распахивается. На пороге появляется Гришка Уваров, полицейский.

УВАРОВ: Ну, что голубчики, не скучно вам? (Освещает сарай фонарём, пытаясь в темноте разглядеть арестованных. Луч на мгновение останавливается на Николае Жиркове, а затем находит в углу Благушина).

УВАРОВ (продолжает): На месте…, не сбежали! А куды вам бежать-то? Энтот без ноги почитай уже, еле дышит, а ты старый…. Вот уж не думал, что ты с краснопёрыми свяжешься! Семья, ведь…. Дети!.. Эх! Дурак, дурак ты старый! Чё не жилось?

БЛАГУШИН: Да ты меня не учи жизни-то! Сам-то где до войны был? Уж краснопёрее не бывает!..

УВАРОВ: Так то ж до войны! Тогда все краснопёрыми были! И ты тоже! Попробуй тогда не будь им!.. Враз к такому, как я попадёшь – и уже пощады не жди! (смеётся). Я тогда за Советскую власть горло любому бы перегрыз….

БЛАГУШИН: А теперича чего? Кончилась верность?

УВАРОВ: А теперича – кончилась! Теперича сила на другой стороне! Вот ты, Василий Михалыч, шестой десяток уже раскручиваешь до конца, а жизни так и не научился! Поэнтому и хлопнут тебя, скорее всего, уже завтрева! И сосунка энтого краснопёрого тоже! Ежели честно, то жаль мне вас, но, как говорят энти хфранцузы: «Такова селяви»!

БЛАГУШИН: Так отпусти, ежели жалко-то нас! И совесть чиста будет, и грех очередной на душу не возьмёшь!

УВАРОВ: Ишь ты! Отпусти их!.. А куды я вас отпущу? Куды вы пойдёте? Особенно, энтот? (указывает на Николая). До партизан? Так они тебя первого и прихлопнут! Повесят на суку первом попавшемся, как предателя родины! Думаешь, там не знают про тебя? А так – немцы шлёпнут! Могёт героем станешь! Так что вишь, Михалыч, не надо мне вас отпускать, поэнтому и совесть моя, как ты говоришь, чиста по отношению к вам…. Ну к тебе, во всяком случае!

БЛАГУШИН: Ну, спасибо, уважил! А может, ещё уважишь чуть-чуть! Принёс бы воды попить! Вон же раненый парень, ему пить надо. Да и у меня уже второй день во рту ничего не было. Всё горло пересохло уже….

УВАРОВ: Ну чего ж не принести-то! Мне от вас допытывать нечего! Это б раньше я, когда из таких как ты, предателей родины, признания выбивал, ни капельки бы не дал, а теперича – энто пусть немцы на себя грех берут….

(Уходит, запирая за собой сарай. Через какое-то время во дворе слышны голоса. В том числе голос Уварова, который кому-то приказывал двигаться побыстрее. Ему отвечал недовольный женский голос и заискивающий голос незнакомого мужчины).

ГОЛОС УВАРОВА: Ну, давай побыстрей шагай! Чего ноги заплетаешь, шалава партизанская! И ты краснопёрый тоже давай двигай, а то порешим вас тут обоих на месте….

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Иду, иду я! Чево толкаешь-то! Чево сделала-то? И не шалава я, черт кубатый!

МУЖСКОЙ ГОЛОС: Господа! Я в гостях был! За что?..

ГОЛОС МЫТАРЯ: Иди, иди, голубчик! Мы нездешних всех задерживаем! Завтрева разберутся, кто ты, и что ты! Давай, пошёл живее!

(Голоса приближаются к двери, лязгает замок и в сарай первым опять появляется Гришка Уваров).

УВАРОВ: Ну, что горемыки, принимайте еще дружков! Завтрева помирать не так грустно будет! (Освобождает проход и в дверь вталкивают двух человек: мужчину около пятидесяти лет и молодую женщину)