Может быть, придет время — и они смогут стать друзьями, но видеть в нем отца она не сможет никогда. Слишком большой была ее привязанность к человеку, который ее вырастил и с которым она со скорбью простилась. Надо отдать должное матери, их семья действительно была идеальной. Но даже если бы это было не так, любовь к Клоду и разлука с ним всегда стояла бы между ними.
Эмили с тоской думала, что ей надо уезжать отсюда и похоронить в душе все воспоминания о своей неудавшейся любви. Но это было не таким простым делом, как ей казалось. Оноре ни за что не хотел с ней расставаться и просто обезоруживал ее своей простотой и нежностью.
Как-то утром, спустившись к завтраку, Эмили увидела возле своей тарелки небольшой плоский футляр, внутри которого лежало жемчужное ожерелье. И когда она попробовала отказаться, он небрежно заметил, что это такой пустяк, о котором он не желает говорить. Оноре даже предложил Эмили быстренько слетать в Париж, чтобы обновить гардероб.
— Я самая обыкновенная американка из маленького городка в Новой Англии, — привела Эмили свой последний аргумент. — Мне не нужны платья от Диора. Я просто не смогу их никуда надеть.
Оноре стремился быть с ней как можно чаще. Сначала Эмили думала, что она единственный человек, с которым он может говорить о свой потерянной возлюбленной, но скоро их беседы приобрели другое направление. Он хотел знать о ней все: мечты, планы, привязанности. Он не сомневался, что Эмили его дочь, и просто старался наверстать упущенное. К тому же он понимал, что жить ему остается совсем немного и общение может быть очень коротким.
Когда наконец Эмили объявила, что ей пора возвращаться домой, он повел настоящую осаду, ненавязчивую, но целеустремленную, пытаясь убедить ее остаться подольше.
— Когда ты рядом, я гораздо лучше себя чувствую, — говорил он, намекая на возможность третьего инфаркта.
Честно говоря, она и сама начала колебаться. Было приятно, жить в доме, где исполняется каждое твое желание. Двери раскрываются сами собой, невидимые руки каждый день меняют белье, каждая трапеза превращается в волшебное пиршество. Надо сказать, что Эмили не была избалована и готовить для себя еду, заниматься уборкой, приводить в порядок вещи и копаться в саду было для нее не в тягость, а привычным делом. Здесь же она поняла, что можно массу времени отдавать удовольствиям, не заботясь ни о чем. Это расхолаживало, но вносило в обиход острый вкус роскоши. Все-таки в богатстве есть свои преимущества.
В этом доме исполнялся каждый ее каприз. И не то чтобы Эмили капризничала, но приятно сознавать, что столько людей стремятся уловить твое желание и исполнить его даже без просьбы.
Но искушение отдаться течению роскошной жизни и ни о чем не думать разбивалось об один неоспоримый барьер: она не могла найти в окрестностях ни одного места, которое не напоминало бы ей о Клоде. Он снился ей каждую ночь. А днем ей все время казалось, что стоит повернуть за угол или обогнуть вон то дерево, как она увидит его. Каждое шевеление шторы на окне вызывало у нее сладкую дрожь предчувствия его появления.
Все это сводило ее с ума. Нет, надо возвращаться домой, в Америку: новая работа, перемена места жительства, незнакомые люди — все это отвлечет ее, поможет забыть. Надо заставить себя жить заново. Эмили понимала, что, оставаясь в доме с Оноре, она невольно продлевает агонию их отношений с Клодом.
— Я бы хотела съездить в Порт-Луи, если вы не возражаете, — сказала она однажды утром как можно небрежнее. — Хочу купить подарки друзьям и моей бывшей соседке.
Она приготовилась к тому, что Оноре будет искать предлог не отпускать ее, но он согласился неожиданно легко.
— Прекрасно, девочка моя. Тем более что у меня в городе важные дела. Пока ты ходишь по магазинам, я ими займусь, а потом просто погуляем по городу. Хорошо?
— Хорошо, — согласилась Эмили.
Когда «роллс-ройс» привез их в город и Оноре вышел, Эмили попросила водителя отвезти ее в «Норманди». Во-первых, она исчезла из отеля, даже не попрощавшись, а во-вторых, хотя Эмили была уверена, что ее счет оплачен, чувствовала, что должна попытаться как-то объясниться с хозяйкой. В конце концов, Жюстин была к ней добра. Хотя, что она сможет ей объяснить, Эмили не представляла.
Когда Эмили вошла в вестибюль отеля, она первым делом увидела Жюстин. Та ахнула, покачала головой и закатила глаза, как это умеют делать только француженки.
— О-ля-ля! А я все утро собираюсь с силами, чтобы позвонить месье Горгульи. Тут к вам кое-кто приехал и дожидается с раннего утра.
Сердце Эмили затрепетало. Нет, этого не может быть. Не надо тешить себя бессмысленными надеждами. Она взяла себя в руки и спросила довольно спокойно:
— Дожидается? Меня? Вы уверены?
— Он сейчас должен спуститься к обеду, можете подождать его здесь, — заговорщицки улыбнулась Жюстин. Затем наклонилась к самому уху Эмили и горячо зашептала: — Это правда? То, что рассказал нам отец Дидье?
Эмили тяжело вздохнула: