Убери руки, подонок (СИ)

Нервно сжимаю губы и вдавливаю пальцы в хрупкие плечи. Будто пытаюсь вразумить ее. Заставить доверять мне. Только она стоит и лишь хлопает ресницами, а большие глаза уже покраснели от слез.

— Ты ужасен! И место твое в тюрьме, животное! Надеюсь, скоро ты вновь туда вернешься!

Отпускаю девчонку, и она сразу убегает.

Я сдавливаю челюсть до болезненного спазма, а судорога сводит мои дрожащие кулаки. Вот сейчас я бы с удовольствием разнес этот долбаный туалет на мелкие щепки.

Справедливость?! Доброта?! Милосердие?! Где, сука, все это?! Реальный мир хуже тюрьмы! Заключенные хотя бы не скрывают своей сущности, зато святые люди на свободе прячутся под коварными масками лицемерия и вранья!

***

На улице меня уже ожидает патрульная машина. Заебись.

— Садитесь, мистер Уайт. И давайте без шуточек.

Мой надсмотрщик поправляет бляшку ремня на тугом круглом животе и открывает для меня заднюю дверь машины.

Громко выдохнув, сажусь в салон.

— Я не делал этого, — уже безжизненным тоном хриплю я.

Он посматривает на меня в зеркало заднего вида.

— Возможно. Однако факты, малыш, против тебя.

— Ну и где в этой гребаной жизни справедливость?! — надрывно рычу и откидываюсь на спинку сиденья.

Тыльной стороной ладони жму на веки, пока перед глазами не появляется множество белых точек, а в ушах — гулкий звон.

— Явор, — спокойно начинает мистер Роналдс, мой куратор, — ты мне нравишься. Я не вижу в тебе преступника. Но и не могу верить тебе на слово. Я знаю Раймона. Когда-то он хорошо мне помог, и лишь поэтому случившееся сегодня не выйдет за пределы моего участка. Но ты на одну неделю ограничен в передвижениях за пределами дома. — Он сурово сдвигает брови, а после мягко подмигивает мне.

Молчу и перевожу взгляд в окно, устало прижимаясь лбом к стеклу. Парадокс. Но среди всех окружающих я нахожу понимание только у копа. Старик хотя бы не обвиняет и не читает тупых нотаций. А мне и этого достаточно. Я готов принять любое наказание, но пустая болтовня о правилах поведения и приличия невыносима.

***

Подходим к двери таунхауса, но не успеваем постучать, ее открывает Эстер. Она с ужасом смотрит за мою спину, где стоит мой куратор.

— Явор?! Ч-что случилось? — тревожно интересуется Эс, нервно переводя взгляд с полицейского на меня.

— Ничего. — Прохожу в дом и сразу поднимаюсь в свою комнату.

— Явор, иди сюда! Вернись! Явор! — звонко кричит Эстер в спину, но я не хочу ее сейчас слышать. Тем более она все равно мне не поверит. Вставляю наушники и, включив на всю Rammstein, без сил заваливаюсь на кровать. Пусть басы выбьют из головы все гадкие мысли. Не желаю думать ни о чем. Просто хочу уйти в забвение…

16

Бриджида

Люди обладают такой удивительной способностью в один миг вызвать к себе жуткое отвращение. В случае с новеньким так и получилось. Я изначально неадекватно воспринимала этого парня. То оскорбляет, то неумело проявляет какие-то знаки внимания… если это можно так назвать. Но все перестало иметь значение, когда сегодня я переступила порог отцовского кабинета и узнала о том, что над нашим горем снова поглумились. Видеть боль в глазах папы — самое ужасное на свете, а от невозможности что-либо изменить я просто рассыпаюсь как хрупкое стекло.

Пересматриваю то злополучное видео с участием блондинистого подонка, который с ужасающей жестокостью разносит в щепки перегородки, крошит зеркала, превращая их в расколотые острые льдины, ломает биту о раковину, разбивая вдребезги. Но все это не сравнится с тем, как тщательно он выводит каждую букву на стене, фигурно вращая баллоном в воздухе. Будто получает от этого наивысшее удовольствия. Каждое его движение, словно лезвие по коже, и ощущение, что он пишет не краской, а моей кровью. Не знаю зачем, но я сохранила это видео себе в облако. Красная толстовка выедает мне глаза, но я из раза в раз перематываю на тот момент, когда он выводит непристойности о моей матери. Мазохистка. Но мне так легче. Хочу, чтобы каждая клеточка, каждая мельчайшая частичка меня возненавидела этого ублюдка. Хочется сорвать с него этот убогий капюшон и посмотреть в лицо мерзавцу. После грязных слов о моей маме и вандализма, что он устроил в стенах универа, я взяла воображаемую хоккейную клюшку и вышибла свои дурные мысли о нем как о парне, да и вообще как о человеке. Просто избавилась от него навсегда. Такой подлец не заслуживает и толики моего внимания. В голове снова и снова всплывает кровавая надпись в женском туалете и становится настолько тошно, что я ощущаю рвотные позывы. Разбитое зеркало можно купить. Поломанную раковину починить. Вынесенные двери заменить на новые. А что делать с разбитой душой, в которую нагадили самым мерзким способом? Из головы не выходят вопросы. Зачем он так поступил?! Как можно быть таким гнилым, злым, бесчувственным?! Он опасен для общества, и мне просто необходимо держаться от него подальше.