Убежать от себя

Ну что ж, право на шутку шведы оплатили немалой ценой.

Решение Рябов принял почти автоматически. Он проворно пересек сверкающий асфальт под взглядами сотен стоявших болельщиков, словно последний матч турнира еще продолжался, и скрылся за стеклянной дверью Ледяного дворца.

В коридоре он столкнулся с Лучеком.

– Вы правда решили не ехать на ужин? – Он не говорил ничего об игре, словно ее и не было.

Лучек кивнул.

Рябов увидел, как за его спиной одетые чехословацкие хоккеисты, наверно последние, проскальзывали из двери раздевалки в соседнюю дверь и исчезали где-то в полутемном чреве Дворца.

«Их можно понять… В такие минуты никого не хочется видеть».

– Лучек, это неправильно. Никто не виноват в случившемся, кроме вас. «Золото» было в ваших руках…

Лучек согласно кивнул:

– Я знаю, Борья. И это больнее всего… Что там делается…

Лучек так много и так горячо обещал перед каждым турниром вернуться с золотыми наградами… И надо отдать должное, каждый раз им не хватало лишь чутьчуть… Вот как сегодня! Нет, пожалуй, сегодня обиднее…

– Борьба есть борьба. Скажи своим парням, что мы ждем их. Скажи, это ведь не последний чемпионат мира…

– Для тебя, может, и не последний. А для меня– кто знает?

Рябов понял, что говорить с Лучеком на эту тему бесполезно. Да еще и потому, что чехословацкие хоккеисты разошлись. Вратарь Борик, волочивший свою тяжелую сумку, ушел последним.

Рябов усмехнулся. Каждый по-своему переживает поражение. Это только победу все празднуют одинаково: весело, на людях. А когда плохо, когда беда так тянет уйти, в себя, самому себе сказать те безжалостные слова осуждения, которые, увы, уже ничего не смогут изменить. И все-таки он, Рябов, понимая состояние Лучека, наверно, так бы не поступил. Да, каждая спортивная победа неповторима, как непоправимо и поражение. Но спорт куда шире понятие, чем одно-единственное состязание, каким бы дорогим по значимости спортивных наград оно ни было. И каждый живущий в мире спорта не может об этом не помнить.

Вернувшись в автобус, Рябов крикнул: «Поехали!»

«Все мы всходим на эту Голгофу по очереди», – подумал Рябов.

Ресторан и правда оказался роскошным. Будто покрытый золотом бивуак рыбаков на берегу какого-то сказочного многорыбного моря. Сети по стенам, половинки сверкающих лаком лодок, торчащие из стен якоря, стеклянные шары сетевых буев и море, море во всех видах на многочисленных картинах…

Автобус чехословацкой команды прибыл пустым. Замерев на минуту – заказ есть заказ, и фирма должна получить свои деньги: ее мало волнуют эмоции тридцати человек, которым сегодня вечером не полезет в рот и кусок хлеба, – автобус пропел клаксоном и, лихо развернувшись, укатил. Они остались вдвоем – советские парни и шведы. Организаторы, огорченные поначалу отсутствием одного из призеров, быстро утешились, поняв, что вдвоем гулять на тройной рацион – такое здесь выпадает не часто.

Рябов посидел и с Лингреном, и со шведским тренером, и с руководителями хоккейной федерации, счастливыми тем, что турнир закончился без всяких осложнений. Все быстро хмелели. Рябов чокался с каждым, подходившим к нему.

В залах, небольших и уютных, создались свои группки. Сидели в обнимку со шведами. Часы летели незаметно. В красноватом полумраке маленьких залов становилось так шумно, как не было, видно, еще никогда.

Выпал редкий случай, когда в один вечер за стол могли сесть две команды-победительницы. Наши -в турнире, шведы – в этой игре, в которой ничья равна самой большой победе.

Радость, безудержная радость – вот что наполняло этот дорогой ресторан в ту ночь. И бесконечные разговоры на невероятной смеси языков. О том, как игралось, что и кто может, когда кто уезжает. Воспоминания о Родине звучат в разговорах все чаще. Приехавшая первой, по сообщению прессы, советская сборная уедет последней. Но уже пошла гулять шутка: распорядок прибытия и отъезда не надо путать с положением в турнирной таблице! Ну что же, стоящая острота. И не в бровь, а в глаз. А возвращалась на Родину советская сборная последней потому, что посольство предложило провести день в столице, а вечером встретиться с советской колонией.

Рябов заволновался уже в полночь – не так-то просто собрать команду! Кто может удержаться в обстановке такого буйства, когда подают такую отменную жареную рыбу? На что Борин, сам из тюменских краев, сказал: «Ничего продукт! Но до малосольного муксуна этой рыбке, как до луны!» И все ему охотно поверили. Потому как уж очень хотелось домой. И хотя завтра, с посольским приемом, их ждал еще один день опьянительного триумфа, все мысли уже были там, на Родине.

Колю и шведского вратаря Рябов нашел в лодке. Словно два первоклассника, они сидели на банке, и шведский вратарь показывал ему свой миникомпьютер. Рябов был в курсе. Газеты сообщили, что швед заслужил звание самого смелого вратаря и получил приз – пишущую машинку «Олимпия». Но он окончил только три класса начальной школы – зачем ему машинка? И попросил организаторов обменять ее на компьютер.

– Здо-оро-во, – ласково говорил Коля.– Считать пропущенные шайбы можно!