Убеждение судьи

Вопрос разделения властей для российской юридической мысли не является новым. В 1905 г. в Санкт-Петербурге вышел труд А. Леонтьева «Суд и его независимость», в котором автор исследуя независимость суда, обоснованно подчеркивал: «….с тех пор, как люди стали изучать государственное устройство, они не могли не заметить, что во всех государствах власть действует трояко: она законодательствует, управляет и судит. Теория разделения властей имела громадное значение для организации судебной власти. С течением времени принцип абсолютного разделения властей, исполнительной и законодательной, подвергался критике и на практике применялся довольно разнообразно, но принцип полной независимости и самостоятельности судебной власти приобретал все большую и большую крепость, и можно смело сказать, что страна, в которой суд не поставлен самостоятельно и независимо от других властей, не знает истинной свободы. В России до 1864 года, до издания судебных уставов, по которым учреждены мировые судьи и общие судебные установления: окружные суды, судебные палаты и кассационные департаменты сената, независимого суда совсем не было. По меткому выражению министра внутренних дел Ланского, “администрация ездила на юстиции”. Администрация часто смотрела на судебную власть как на учреждение, от нее зависимое. Бывший генерал-губернатор в Петербурге, князь Суворов, по жалобе кого-то на петербургский коммерческий суд распорядился арестовать всех чинов суда».[172]

Таким образом, принципы разделения властей, независимости суда, судьи требуют в отраслевой процессуальной науке разработки норм и методов их применения, которые отграничили бы процессуальную деятельность судьи в собственном смысле слова от деятельности власти законодательной и власти исполнительной, отграничили бы вопросы управления в сфере судебной власти от процессуальной деятельности судьи в процессе, предоставили бы юристу, приступающему к выполнению обязанностей судьи в процессе, средства, дающие возможность для него определить цели своей деятельности и круг прав и обязанностей на пути к достижению этой цели, характер правового регулирования взаимоотношений с должностными лицами и участниками процессуальной деятельности.

Существенное значение имеет и проблема, которая носит прикладной научный характер и сводится к разделению предмета уголовно-процессуального регулирования и предмета криминалистической деятельности в уголовном процессе. Требует решения и проблема соотношения применения процессуальных норм и мыслительной деятельности судьи в процессуальной деятельности и оценке доказательств. «Криминалистика – это наука о закономерностях, имеющих место в механизме совершения преступления, и деятельности, направленной на установление истины по уголовному делу, а также на предотвращение преступления».[173]

Отметим позицию, высказанную П. С. Элькинд, о том, что «действительное поведение субъектов как бы выходит за рамки содержания уголовно-процессуальных отношений, представляющих тот объект, на который правоотношения направлены».[174]

Вместе с тем существует мнение, согласно которому «все доказывание в уголовном судопроизводстве считается правовой деятельностью».[175] Да, действительно, деятельность по доказыванию будет правовой, однако конкретное правоотношение, участником которого является судья, создает условия для формирования убеждения судьи, и в состав этих условий входит криминалистическая деятельность, направленная на доказывание.

Проанализируем проблему соотношения теории познания и уголовно-процессуальных правоотношений, формирующих убеждение судьи. «Теория в собственном смысле состоит из принципов и законов познания, которые в исследовательском процессе становятся методами познания. Иными словами, метод науки необходим для создания теории, а наука есть теория, применяющая метод».[176]

Рассматривая вопросы познания в уголовном судопроизводстве, отметим, что содержание познания определяется особенностью информационно-познавательной цели по судебному разбирательству дела, прослеживается в том, что субъект и познания и доказывания на основе имеющихся в деле доказательств и уголовно-значимой информации: во первых, моделирует мысленно пространственно-временную и ситуационную сущность рассматриваемого события преступления и ситуации предварительного расследования его. Кроме того, прослеживает движение значимой информации и доказательств в ходе судебного разбирательства дела, динамику изменяющихся отношений участников судебного разбирательства, познавая и устанавливая все обстоятельства преступления и используя результаты познания в целях, определенных его правовым положением в процессе.

В результате у суда формируются модели, отражающие предмет доказывания по делу, хотя суд и не осуществляет доказывания в том смысле, в каком длительное время понималась его деятельность.