Убеждение судьи

Когда процессуалисты говорят в уголовном процессе о проверке судом достоверности доказательства, необходимо учитывать сопротивление такой проверке со стороны лиц, совершивших преступление. Исследуя вопросы, связанные с преступным воздействием на доказательственную информацию, В. В. Трухачев полагает, что «в большинстве случаев преступное воздействие на доказательственную информацию осуществляется в целях сокрытия преступной деятельности».[264]

Он же обоснованно отмечает, что «судья, преодолевающий такое противодействие, не выступает в качестве “борца с преступностью”, видящего в подсудимом преступника, уклоняющегося от ответственности. Лишение судьи права осуществлять активную проверку доказательств, сформированных предварительным следствием, в том числе путем выявления ложности показаний в ходе судебного разбирательства, в большинстве случаев лишает его возможности сформировать убеждение, на основе которого он будет принимать решение по делу. В ином случае из центральной фигуры судебного разбирательства, устанавливающего истину путем проверки доказательств, сформированных следствием, судья превращается в “оценщика” убедительности точки зрения обвинения либо защиты»[265].

Аналогичную точку зрения высказывают В. В. Мельник и А. Н. Шмелева при рассмотрении вопросов о роли суда в состязательном процессе: «Лишение председательствующего судьи и присяжных заседателей правомочий в необходимых случаях активно участвовать в исследовании доказательств, когда стороны в состязательном процессе проявляют пассивность, низкий профессионализм, привели бы к формированию процессуальных и социальнопсихологических условий, снижающих у судей чувство ответственности за проведение качественного судебного следствия и предрасполагающих их к формальному, казенно-бюрократическому образу мышеления».[266]

Высказанная позиция на первый взгляд представляется обоснованной, поскольку судья по закону «О статусе судей в РФ» является носителем правосудия и в процессе выполняет функцию правосудия, что не оспаривается исследователями права. Его активная роль в процессе в целях познания объективной действительности и выполнения цели, поставленной перед ним содержанием этой функции, ограничивает деятельность судьи только познанием действительных обстоятельств дела. При этом процессуальный закон гарантирует такую позицию судьи по делу тем, что вся его доказательственная деятельность ограничена нормами права и теми правами, которыми пользуется обвиняемый и его защитник, а также прокурор по делу, стороны в гражданском процессе.

«Рассматривая уголовно-процессуальные функции как выраженные в определенных направлениях уголовно-процессуальной деятельности назначение и роль субъектов уголовного судопроизводства, мы тем самым подчеркиваем, что уголовно-процессуальные функции как роль и назначение субъектов уголовного судопроизводства проявляются в соответствующих направлениях уголовно-процессуальной деятельности, которые и складываются из реализации специфических полномочий таких субъектов. Все уголовно-процессуальные функции имеют правовой характер, предопределяются нормами права и выражаются в относительно устойчивом правовом статусе каждого из их носителей».[267]

Изложенное позволяет сделать вывод, что содержание правового положения судьи по закону о статусе взаимосвязано с положением судьи в процессе, когда внутреннее убеждение последнего, сформированное в процессе, может быть регулируемо нормами права, определяющего права и обязанности, ограничивающие усмотрение носителя правосудия. При указанных обстоятельствах требования процессуального закона об активности судьи в формах процесса изменяют содержание процессуальной деятельности по осуществлению функции правосудия, и независимость судьи в процессе превращается из принципа в презумпцию, а из презумпции в фикцию, что предопределялось в недавнем прошлом целями процессуальной деятельности.

Сложность понимания такого механизма применения норм процессуального права приводит к той критике, которой подвергается деятельность судей в процессе проводимой правовой реформы в Российской Федерации. При этом стремления снизить публичность уголовно-процессуальной деятельности суда и рассматривать эту деятельность в рамках частного права приводят к весьма интересным позициям смешения процессуальной формы и функции в уголовно-процессуальном праве, поддерживаемым на высоком научном уровне исследования. Так, Л. М. Карнозова пишет: «Следовало создать условия собственно правосудия – незаинтересованности суда в исходе дела, несвязанности сиюминутными либо долгосрочными государственными интересами и критериями целесообразности, подлинной реализации принципа состязательности, уважения к надлежащей правовой процедуре и пр…».[268]