Убежим вместе!

Но Марк Рид не смог обнаружить ничего подходящего для этой цели. Никаких пятен в биографии, никакой первой жены, никаких незаконнорожденных детей. Обыкновенный художник, бедный как церковная мышь.

Вот если бы взглянуть на его картины, тогда можно было бы понять, что это за человек.

Эмми приходила к нему в мастерскую раза два в неделю. Пару недель назад осталась там ночевать. Броди с усилием подавил вспышку жгучей ревности. Нет, ревность здесь не помощник: эмоции только помешают трезвому суждению. Он заставил разжаться пальцы, с силой стиснувшие папку, и снова принялся за материалы Марка Рида.

Эмми всегда приезжала к нему сама; около ее дома он ни разу замечен не был. Она оставалась у него около часа… пальцы Броди снова стиснули бумаги… иногда они ходили в пивную по соседству – перекусить, а потом она отправлялась домой или куда-нибудь с друзьями.

Фэрфакс же возвращался к себе. Вот и все. Он никогда не звонил ей на работу, не посылал цветов и вообще не проявлял себя как страстно влюбленный. Едва ли это был головокружительный роман, как хотела его представить отцу Эмми. А может, это то, во что Броди больше всего хотел поверить.

И все же Джералд Карлайзл счел нужным приставить к Фэрфаксу Марка Рида. И тот передал ему глянцевый листок из журнала, выпавший из кармана Кита. На нем была фотография Эмми на каком-то благотворительном аукционе. А мужчина, на которого она смотрела сияющими, как звезды, глазами, был Кит Фэрфакс.

Если бы Броди попросили высказать мнение по поводу этой сцены, он сказал бы, что Эмми просто повесилась юноше на шею. И если чувства здесь наблюдаются только с одной стороны, то не исключено, что Фэрфакс легко от нее отступится.

Броди задумчиво посмотрел в окно. Одна девушка, два дня – и его жизнь никогда уже не станет прежней. Что бы ни случилось.

Но тянуть время все равно бесполезно. Броди отнес сумки в машину, расплатился и стал ждать Эмми, которая все еще не появлялась. Он постоял, глядя в окно, еще несколько минут; когда ждать дольше стало уже невозможно, взбежал по лестнице…

– Эмми, вы готовы? – крикнул он, открывая дверь.

В гостиной ее не оказалось. Дверь спальни была открыта, и он, услышав шум воды из ванной, нетерпеливо пожал плечами. Вернувшись в гостиную, сел, рассеянно осмотрелся…

Сумочка в кресле, недоеденный круассан, чашка с остывшим кофе… Внезапная тревога уколола его. Может быть, у нее расстроился желудок? Перемена воды, непривычная пища…

– Эмми? – окликнул он. – Вы в порядке? – Эмми не отозвалась, и он постучал в дверь ванной. – Эмми? – Молчание. Он повернул ручку, и дверь открылась. Так, понятно. Броди не стал даже выключать воду. Нельзя терять ни секунды!

Бросившись к дверям, он едва не сбил с ног горничную. Извиняясь, схватил ее за руку. Девушка, вспыхнув, отшатнулась и хотела было уйти, но Броди остановил ее. Может быть, она видела Эмми и заметила, куда та направилась; в любом случае спросить стоило.

– Простите, мадемуазель, – начал он. – Вы… – Но девушка, не дав ему договорить, испуганно бросилась в сторону, нервно бормоча, что очень занята, что ужасно опаздывает, и забежала в спальню, пытаясь скрыться от него.

Такое очевидное замешательство заставило Броди насторожиться: реакция горничной ясно показывала, что она знает, о чем ее будут спрашивать, и что ей есть что скрывать.

Броди догнал ее у дверей.

– Куда она пошла? – сурово спросил он по-французски. – Вы одолжили ей денег? – Он вынул из кармана бумажник, чтобы вернуть нужную сумму.

– Нет, нет, месье! – Она замахала руками, поспешно отступая.

Девушка была совсем молоденькой и очень волновалась. Пытаясь ее успокоить. Броди терпеливо разъяснил, что хотел всего лишь вернуть ей деньги. Она только молча покачала головой и вынула из кармашка стофранковую купюру.

Так, значит у Эмми были деньги. Знать бы, сколько именно. Да, возиться с Эмми Карлайзл – работа не для джентльмена.

– Куда она пошла? – твердо, но тихо спросил он. – Говорите, иначе мне придется позвать мадам Жерар. – Перспектива вмешательства суровой хозяйки была для бедняжки слишком страшной, и она начала всхлипывать.

Броди возвел глаза к потолку. Одному Богу известно, что наговорила ей Эмми. Скорее всего, немного. Ее французский не на том уровне, чтобы расписывать страдания несчастной женщины, истязаемой деспотом мужем. Но жестами и вздохами… Он первым испытал на себе ее методику, и знал, что Эмеральде Карлайзл достаточно одного взгляда, чтобы расположить к себе человека. Дав горничной носовой платок и подождав, пока она успокоится. Броди принялся мягко убеждать ее, с трудом скрывая нетерпение, что не собирается причинять Эмеральде никакого вреда.

Положив ей руки на плечи, он посмотрел девушке в глаза.

– Мадемуазель, она находится в ужасной опасности, – тихо, но решительно начал он.

Глаза горничной расширились. – И мне необходимо найти ее, пока она не наделала глупостей. Я люблю ее, – в отчаянии вскричал он, стискивая плечи девушки. – Я люблю ее. – Он повторил эти слова тоном человека, только что открывшего для себя неоспоримую истину. – Клянусь, что не причиню ей никакого вреда.