Убежище

Но Паркер был другим — загадочным и мрачным, по крайней мере с ней. Но еще он отличался мужественной красотой и невероятной сексуальностью.

— Почему? — спросил он.

— Ты не слишком хорошо ко мне относишься… Незаслуженно плохо, — сказала Хоуп, — и… — Она замолчала. После Боннера он был первым мужчиной, кто ее привлекал. И это само по себе пугало ее. Ей хотелось испытать желание, хотелось снова узнать романтическую любовь. Но Паркер явно не подходил для этого.

— И… Продолжай… — попросил Паркер. Его тон стал мягче, а лицо задумчивым, словно он понял что-то из невысказанных ею слов.

— Пора ложиться спать, — быстро сказала Хоуп. — Я принесу тебе одеяла.

Она постелила ему на диване, а потом торопливо поднялась к себе в мансарду. Она лежала на постели с открытыми глазами, слушала, как внизу работает телевизор, и называла себя дурой. Она же не идеалистка и не наивная девочка, которая считает, что ее жизнь закончится как в сказке. Особенно учитывая, как она начиналась.

И все-таки она, кажется, купилась на мечты Фейт… Ей захотелось иметь мужа.

Паркер еще долго после ухода Хоуп смотрел телевизор. Но при этом думал совсем не о фильме, на котором в конце концов остановился. Он почти ничего не слышал, кроме бесконечно повторяющихся в мозгу слов. «Ты не должен здесь оставаться. Это безумие. Ты не можешь позволить себе никаких отношений с Хоуп Теннер».

Но он не мог уехать. Хоуп считала Эрвина реальной угрозой, а это означало, что так оно и есть. И разбитое камнем стекло его беспокоило. Хоуп жила не в густонаселенном квартале со множеством вездесущих детишек.

Паркер положил ноги на журнальный столик и велел себе прекратить волноваться. Одна ночь в доме у Хоуп вряд ли может спровоцировать какие-то отношения. Это не усугубляло его предательство.

Наверное, потому, что усугублять было уже некуда.

Он схватил пульт и выключил телевизор. Почти два часа ночи. Надо немного поспать; он так и не нашел спонсора для проекта СВМС, и ему, вероятно, придется завтра утром снова поехать в Таос. Может быть, ко времени своего возвращения он уже сможет отвести этой ночи правильное место.

Паркер постарался расслабиться и перестать думать о Хоуп и в конце концов задремал. Но прошло совсем мало времени, когда его разбудил чей-то приглушенный вскрик.

— Что такое? — Он вскочил на ноги, чувствуя прилив адреналина. — Хоуп?

Она не отвечала.

В дом забрался Эрвин и причинил ей боль? Паркер не знал. В доме была тишина, но ведь что-то разбудило его.

Паркер стоял неподвижно и прислушивался, пока звук не повторился. Он явно шел из мансарды. Но это был не столько крик боли, сколько просто голос, понял он. Хоуп с кем-то разговаривала, словно кого-то пронзительно звала.

С кем же она говорила? Паркер тихо прошел через комнату и поднялся по лестнице. Там находилась небольшая комната со скошенным потолком и простой мебелью юго-западного стиля. Он не увидел никаких чужаков, и над Хоуп никто не нависал. Никаких мужчин, которые хотят утащить ее обратно в Супериор.

Хоуп лежала в постели. Одна. На его глазах она заворочалась и снова заговорила:

— Это опасно! Иди сюда!

Она продолжала бормотать еще что-то, в основном бессмысленно и бессвязно. Потом затихла и через несколько секунд начала снова:

— Я сказала — нет! Я уже иду… пожалуйста, нет…

Ее голос прервался, и она, кажется, заплакала. Паркер неохотно приблизился к ее постели. Ей снится Супериор? Или Боннер? Он понимал, что она могла переживать заново множество неприятных вещей.

— Хоуп? Это я. — Паркер сел рядом с ней на кровать и осторожно потряс, желая разбудить.

В первый момент она отпихнула его руки. Потом моргнула и уставилась на него широко раскрытыми глазами, словно не понимая, где находится.

Паркер смотрел на нее и думал, как же она красива, несмотря на тревожное выражение лица.

— Тебе приснился кошмар, — сказал он и отпустил Хоуп, почувствовав, что от прикосновения к ней у него слабеют колени. — Тебе лучше?

Хоуп кивнула и обвела комнату взглядом, явно желая удостовериться, что он сказал правду.

— Что тебе снилось? Эрвин? — Он приказал себе не смотреть в блестящие глаза Хоуп и не восхищаться ее милым личиком. Но не смог устоять. На мгновение ему показалось, что в ее глазах можно утонуть. Если бы он только не хранил эту страшную тайну…

— Нет.

— Тогда что?

— Ничего.

— Хоуп? — упорствовал Паркер. В ее кошмаре что-то определенно было. Что-то ужасное.

— Я не помню, — сказала Хоуп, но он не сомневался, что она помнит. Что бы ей ни снилось, это просто было слишком личным или слишком болезненным, чтобы поделиться с ним.

— Это был просто сон, — сказал он и вытер ее мокрые от слез щеки. Он много раз говорил себе, что Хоуп теперь сильная, но сейчас она казалась очень ранимой. Ее боль тронула его, ему хотелось утешить ее и защитить.