Убежище 3/9

Яркая, полная луна освещает лес. Рядом с луной – еще один шар. Ярко-красный. С синеватым, неровным, рваным окаймлением. Сам он не светит – лишь красиво мерцает в отблесках луны.

Она стоит на тропинке и смотрит вверх – разглядывает лунные континенты и океаны. Она молодая, и стройная, и очень красивая. На ней легкое белое платье, облегающее фигуру.

Он выходит из лесной чащи, весело машет рукой и направляется к ней. Он тоже совсем молодой. Идет пружинистой быстрой походкой. Он был таким лет пятнадцать назад. На нем узкие синие джинсы – а сверху ничего нет.

Он останавливается в нескольких шагах от нее.

Она смотрит на его широкие плечи, на выпирающие по-детски ключицы… На загорелые руки с красивыми длинными пальцами – быстрыми, хитрыми, ловкими. Она смотрит ему в лицо, в хищные серые глаза. Сморит на его смешной, с горбинкой, нос – который только кажется, что сломан, а на самом деле просто грузинский… Смотрит на ежик коротких темных волос и вспоминает, какие они жесткие на ощупь и как их неприятно гладить – будто гладишь щетку для обуви. Она смотрит, как он смотрит на нее.

Он говорит:

– Здравствуй, Мария.

И она отвечает:

– Здравствуй, Иосиф.

Они смотрят друг на друга без обиды, без злобы. Долго смотрят – но не подходят ближе. Не хотят прикоснуться.

– Я скучала по тебе, – ровным голосом произносит Мария.

– И я скучал по тебе, – отвечает Иосиф.

– Ну вот мы и встретились.

– Да. Вот и встретились.

Они улыбаются друг другу. Спокойно. Равнодушно.

– Ты знаешь, – говорит он, помолчав, – тогда, давно, я даже хотел вернуться.

– Зачем? – спрашивает она.

Ей это безразлично.

– Чтобы начать все сначала, – отвечает Иосиф.

– Я бы не согласилась.

– Я знаю. Нельзя давать второе начало тому, что уже однажды закончилось. Это все равно, что выкопать из земли…

– Перестань. Это просто скучно.

– Ты права. Это скучно.

Теперь он тоже смотрит на луну – разглядывает лунные континенты и океаны.

– Пора идти в Убежище, Иосиф.

– Пора, – говорит он.

И они уходят.

V. Поминки

Когда Мальчик открыл глаза, все уже собрались в Убежище Тридевятых. Все они были там – мама, и папа, и Спящая, Костяная, Лесной, Болотный, и все гномики, и все троллики, Трехголовый, Анчутка и другие Нечистые… И, конечно же, Тот Кто Рассказывает и Не Может Есть.

Они сидели за накрытым столом. В углу, у стены, неподвижно лежал Бессмертный. Руки его были скрещены на груди. Остекленевшие глаза смотрели вверх – на толстый железный трос и пустые красные кресла. Он выглядел удовлетворенным и не таким усталым, как обычно. Он был мертв.

– Ну, помянем Бессмертного, – трясущейся рукой Лесной поднял стопку с водкой; в другой руке он сжимал маринованный огурец.

– Помянем, – кивнул Иосиф и поднял свою стопку.

– Не чокаясь, – сказала Костяная.

Все выпили. Потом закусили. Тот Кто Рассказывает и Не Может Есть завистливо покосился на салат оливье в тарелке Марии.

– А теперь помолчим, – сказал Тот Кто Рассказывает.

– В смысле – минута молчания? – уточнил Лесной.

– Нет, – ответил Тот. – Просто не о чем больше говорить.

– И что же теперь будет? – спросил Мальчик.

– Ничего не будет, – сказал Тот. – Теперь я просто поем.

Все удивленно уставились на него.

– А вы думали, я сейчас устрою вам Страшный Суд? – усмехнулся Тот. – Нет никакого Суда. По крайней мере, я его не придумывал. Все, что придумал я, закончилось. Мне нечего больше рассказывать. Ничего больше нет. Никого нет.

– А мы? А как же мы? – запищали гномики.

– И вас тоже нет. И нас. Все кончилось. Поэтому, Маш, будь добра, положи мне, пожалуйста, салат.

– Но… как же Люси? – сказал Мальчик. – Скажите, ее что, тоже нет?

– Не знаю, – неохотно ответил Тот. – Я не знаю. Это теперь не мое дело.

– Вы действительно не знаете? – снова спросил Мальчик.

– Давай уже на ты, а, Вань? Ты уже взрослый мальчик. Тем более мы с тобой пьем вместе…

– Хорошо. Давайте… давай на «ты». Ты действительно не знаешь?

– Ох, как же мне это все надоело… – процедил сквозь зубы Тот. – Дали бы вы мне спокойно поесть, а? Ну, что-то знаю…

Тот Кто Рассказывает закрыл на секунду глаза и устало потер рукой лоб.

– …Что-то знаю – но действительно очень немного. Хорошо. Ладно. Я расскажу вам про Люси. Но это будет самая последняя история. Слова. Самая последняя история.

Люси стоит одна и говорит слова. Она похожа на сумасшедшую – да она и есть сумасшедшая. Люси бормочет.

…они давно ушли из этих мест… оставив землю, небеса и воду… обиженные, грустные уроды… они давно ушли из этих мест… они не по-хорошему ушли… с проклятьями, с обидами, с позором… спалив свои дома, засыпав норы… червивыми комочками земли… они, возможно, сами виноваты…

Она бормочет то, что вызубрила наизусть. Бессмыслицу.

Она стоит в нигде, никогда, у нее нет возраста и пола. Она стоит посреди леса, на тропинке, среди маленьких камушков и засохших хлебных крошек. Ядовито-белая луна и два ярких солнца освещают ее лицо, и рыжие волосы, и дряблую шею, на которой висит амулет из черепа мертвого Мальчика. Из твоего черепа, сынок.

У нее маленькие глупые глаза. Уставившись в одну точку, она бормочет.