Убежище 3/9 (сборник)

Она знала, что лицо у нее при этом становится презрительное, умное и исполненное достоинства. Специально тренировалась перед зеркалом… Правая бровь приподнималась теперь просто идеально. Левая пока что похуже – не так высоко и к тому же подло тянула за собой правую – так что вид получался скорее огорошенный.

Словом, чтобы не рисковать – а просто поставить старую курицу на место, – она приподняла правую.

– Что значит не пропустите, Ирочка? – спокойно поинтересовалась няня, глядя себе под ноги и не обращая ни малейшего внимания на все эти мимические достижения.

– Не Ирочка, а Ирина Валерьевна! – взвизгнула Ирочка, мигом позабыв про брови и связанное с ними достоинство. – Я, между прочим, ваше непосредственное начальство!

Ирочка пришла на вакантное место старшей медсестры совсем недавно и пока еще не успела поставить себя в интернате должным образом. Пожилые няньки и медсестры называли ее Иркой и Ирочкой, а некоторые даже тыкали.

– Что значит не пропустите, Ирина Валерьевна?

– Это значит… Это значит, что… – От досады и напряжения у Ирочки побелел нос. – Да что вы здесь вытворяете?! Нет, я, конечно, понимаю – в этом интернате к детям особый подход, не как в других местах. Но этот мальчик… Чего вы его водите туда-сюда? Вы в своем уме? Он же не воспринимает вообще ничего!

– Все, что надо, воспринимает, – невозмутимо отозвалась Клавдия Михайловна. – Да вы не горячитесь так, Ирочка…

– Ирина Валерьевна!!!

– Вот-вот, Ирина Валерьевна… Зачем так волноваться?

– Значит, так, – сказала Ирочка и сделала глубокий вдох и выдох, чтобы взять себя в руки. – Так. Я хочу, чтобы вы поняли, любезная Клавдия Михайловна. Во-первых, этот мальчик ничегоне воспринимает. И никогда уже не будет воспринимать…

– А вы не зарекайтесь…

– Не перебивать! – голос у Ирочки снова сорвался на визг. – Никогда уже не будет воспринимать. Насколько мне известно из его истории болезни – и вам,Клавдия Михайловна, это тоже должно быть известно, – у него была тяжелая черепно-мозговая травма, клиническая смерть во время операции, кислородное голодание мозга в течение четырех минут, несколько месяцев глубокой комы… Сейчас у него крайняя степень аутизма. Поверьте мне, он ничего не воспринимает. Это во-первых. А во-вторых – будьте любезны называть ребенка его настоящим именем, записанным в карте. С какой стати вы зовете его Ваней?

– Ну так, простите, Ирина Валерьевна… Вы же сами говорите, что он ничего не воспринимает, – тогда какая же ему разница, как я его зову?

– Ему – никакой разницы! – снова заголосила Ирочка. – Ему – ни-ка-кой. Зато мне есть разница! Это интернат для детей с нарушениями работы мозга, а не для медперсонала с аналогичными нарушениями. Что вы здесь устраиваете сумасшедший дом? Я вас спрашиваю! Что вы здесь устраиваете цирк?!

– Да мы, собственно…

– Я буду жаловаться. Я буду писать докладную директору, – теперь Ирочкино лицо покраснело; на лбу выступила испарина. – Я это все так не оставлю.

Громко стуча каблуками, Ирочка пошла прочь по коридору.

XXI. Детеныш

И еще очень много разных странных существ показала ему Костяная; в тот день Мальчик познакомился почти со всеми.

Уже под вечер она подвела его к избушке, стоявшей на отшибе, и сказала:

– Сейчас я покажу тебе одну девочку. Ее зовут Спящая.

Они зашли в избушку. Там было чисто, светло (длинные ряды зажженных свечей располагались вдоль стен) и очень пусто. Собственно, кроме этих свечей и маленькой белой кроватки с резными прутьями, в доме не было вообще ничего.

Сверху на кровать было наброшено покрывало из легкой полупрозрачной ткани. Старуха подцепила длинными когтями край покрывала и аккуратно сняла его.

– Смотри. Вот она, наша Спящая. Красавица наша!

Мальчик подошел к кроватке и опасливо заглянул внутрь, ожидая увидеть очередного монстра.

Девочка была совсем не страшная. Она лежала на спине, и одна ее рука – с тонким-тонким запястьем, на котором просвечивали голубоватые венки, – высовывалась из-под одеяла. Ее бескровные губы изгибались в странной улыбке – как будто ей было то ли очень хорошо, то ли очень больно…

Некоторое время Мальчик смотрел, не отрываясь, на ее узкое, бледное лицо с резко очерченными скулами, на длинные, изогнутые ресницы – такие яркие, такие угольно-черные на фоне голубоватой белизны лица. Смотрел на ее блестящие, густые кудри. Кого-то она ему напоминала, эта девочка… Другую девочку… Ту, рядом с которой он сидел в красном кресле – на аттракционе в Пещере Ужасов. У той тоже были длинные ресницы, темные кудряшки и что-то общее в чертах… И все же та, на аттракционе, была лишь жалким подобием этой.

– Какая красивая! – шепотом сказал Мальчик.

– Да ты говори, Детеныш, нормально. Она все равно не проснется.

– Почему?

– Как почему? Потому что она заколдованная. Она будет спать, пока однажды ее не поцелует…

– Прекрасный принц?

– Ну да, что-то вроде того. Если сам знаешь, чего спрашиваешь?

…Была глубокая ночь, когда они подошли к дому, где жили Брат и Сестра.