– Как я могу помочь?
– Подойди ко мне. Подойди ближе. А теперь обними меня. Прижмись ко мне всем телом и закрой глаза.
Маша тесно прижалась к холодной, влажной чешуе Трехголового. Так тесно, что услышала, как бьются, медленно и глухо, три его сердца – одно в центре груди, одно слева и одно справа.
Трехголовый склонил обе свои головы над Машей. Понюхал ее волосы. Осторожно прикоснулся парой холодных ртов к ее вискам.
– Будеш-ш-шь моей… – прошептал Хала.
– Что?
Трехголовый отступил на шаг, противно царапнув когтями мост – точно гигантская вилка проехалась по фарфоровой тарелке, – и сказал:
– Отдай мне свою голову.
На какую-то долю секунды страх – или даже не страх, а просто отвращение… словом, что-то очень похожее на страх шевельнулось в ней, но тут же застыло, растворилось в холодной пустоте, заполнявшей ее.
– Хорошо. Как это сделать?
– Тебе не придется ничего делать, – ответил Трехголовый.
В тот же момент Маша почувствовала у себя на затылке пристальный взгляд. Словно кто-то стоял позади нее. Она хотела оглянуться, но не успела. Успела только заметить, как скользнула по мосту, по перилам моста, по дурацкой футболке Трехголового черная тень от какого-то длинного, тонкого предмета.
Отрезанная одним точным, резким движением, ее голова еще пару секунд оставалась на прежнем месте, а потом медленно накренилась и с глухим стуком упала. Кувыркнулась пару раз по мосту, ткнулась в темную расщелину между двумя досками и замерла.
Трехголовый поднял ее, повертел в своей зеленой лапе. Поскреб еще пока мягкую корочку, сразу же образовавшуюся на срубе. Поставил голову на свою пустующую левую шею, придавил немного когтем. Потом осторожно убрал лапу – голова закачалась. Трехголовый неловко дернулся, попытался поймать ее на лету, но не успел: он был слишком неповоротлив.
Он снова поднял ее и снова – пыхтя, исходя паром, высунув от напряжения два длинных шершавых языка, – попытался пристроить на место той, отрубленной. Безрезультатно.
Повторив все эти манипуляции еще пару раз, Трехголовый тяжело вздохнул и сказал:
– Нет. Не держится. Лучше уж я верну ее тебе.
Он подошел к Маше, продолжавшей неподвижно стоять напротив, и осторожно приладил голову на прежнее место.
Боль сначала появилась в шее – острая, невыносимая, а потом назойливым сверлом воткнулась в мозг. Маша застонала и открыла глаза, но не увидела ничего, кроме пульсирующей, искрящейся тьмы.
– Я все равно не смогу так жить, – услышала она голоса Трехголового. – Это будет не жизнь, а мучение. Убей меня, Маша. Там, у тебя под ногами, – меч или что-то вроде того. Убей меня. Пожалуйста.
Неуверенно взявшись рукой за перила, Маша осторожно присела на корточки и другой, свободной рукой стала шарить перед собой. Нащупав, наконец, еще теплую рукоятку меча, она подняла его, размахнулась и наугад полоснула воздух.
Глухое тук. Тук. Два тяжелых предмета упали на мост. Потом что-то заскрипело – и стало тихо.
Зрение вернулось не сразу. Сначала перед глазами возникло какое-то бледное расплывчатое пятно. Маша уцепилась взглядом за это пятно, прищурилась и долго смотрела на него – пока пятно не оформилось в большой, желтый, почти идеальный круг с отколотым слева кусочком. Пока на нем не проступили рыжие кляксы лунных морей и океанов. Пока оно не осветило все вокруг.